Я спустилась вниз. Всюду был порядок, в столовой сервирован
чай.
— Завтракать будешь? — доброжелательно спросила
Алекс. Она сидела на диване, листая «АД».
— Видела филиппинку? — поинтересовалась я.
Алекс кивнула. Видимо, филиппинка оставалась незримой только
для меня.
Я позавтракала в полном молчании и отправилась на работу с
Алекс за рулем. После вчерашнего недиетического вечера почки не болели, из чего
я сделала вывод, что абсолютно здорова. Но на всякий случай порцию таблеток
увеличила вдвое.
У меня ничего не получалось.
Моя идея с развозочной кампанией трещала по швам, как
женская рубашка на качке-чемпионе.
Склады, с которыми я хотела работать, давно нашли себе
других партнеров.
Магазины расторгали договоры со мной.
Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая хотела
накрасить губы, а вымазала все лицо.
Я качалась на ножках плюшевого кресла, и апатия делала
плюшевой меня саму.
Мои мозги уютно свернулись в моей голове и, наверное,
задремали.
Все мое тело, от плюшевых мозгов до педикюра, было пронизано
тупым безразличием.
Рабочий день давно закончился, я осталась в офисе одна.
Как эксгибиционисты наслаждаются своей наготой, я
наслаждалась своей грустью. Это было неправильно, но приятно. Мне казалось, что
я сплю с открытыми глазами. Я боялась шевельнуться, потому что знала, что
достаточно малейшего движения — и это оцепенение пройдет.
Мне хотелось пережить этот день и верилось, что завтра все
образуется.
В дверь постучали. Я все время забывала про Алекс. Она
принесла трубку: мне звонил водитель. И включила свет.
У его мамы гиперкриз. Ей надо в больницу. Им не на чем ее
отвезти — машина сгорела. Не могу ли я прислать водителя?
Нет, не могу. Это опасно. Она должна оставаться дома.
— Пойми меня, — просила я больного, перепуганного
человека, — возможно, за вашей квартирой следят. Мы не можем рисковать. Я
пришлю вам доктора. Он будет рядом с ней, пока в этом будет необходимость.
Он молчал. Лучше бы он кричал и посылал матом меня и всех
моих Вов и Крыс.
Он молчал. И мне захотелось быть рядом с ним, поддержать его
в этой изнуряющей борьбе за принципы и покой. Или, может быть, мне хотелось,
чтобы он поддерживал меня?
Я позвонила своему врачу. Он обещал сделать все, что в его
силах.
Все это время Алекс находилась в кабинете.
«Бедная девочка, — подумала я. — За два рабочих
дня и тебе наркотики, и виляние перед ГАИ, и больная старушка, которую могут
убить, и я — часами качаюсь в плюшевом кресле».
— Ты что-нибудь ела? — спросила я.
— Да. Вместе со всеми. — Она махнула в сторону
приемной.
— Подожди меня. Скоро поедем.
Я решила отправиться к Веронике. Забраться с ногами в кресло
в ее темном, зашторенном кабинете и укрыться от всего мира. Может быть, даже
поплакать вместе. Как бонусный зайчик в игровом автомате, перед глазами всплыл
Игорь. Конечно, он уже дома.
Лучше поехать к Лене. Сесть перед камином и, глядя на
сумасшедшую пляску огня, потягивать красное вино из огромных бокалов. И
обсуждать мужиков, какое они все дерьмо. И жизнь тоже. Только это вино и этот
огонь имеют смысл.
По ее «алле» я поняла, что она не одна. Конечно, у нее же
роман. Как это неудобно, когда в жизни твоей подруги появляется мужчина.
Поехать туда — значит почувствовать себя актером, который
вышел на сцену, не прочитав пьесы.
Я повесила трубку, не сказав ни слова. Перспектива зарыться
в мягкие подушки Катиного Provazi перед телевизором показалась мне более
привлекательной. Ее расчетливый ум быстро разложит мои беды, как уравнение, на
составные; перемножит, разделит, вычтет корень и определит процент; получит в
итоге число «пи» и убедит меня в том, что все вопросы мы уже решили.
Она собралась на вечеринку «ДОН-Строя» со своим олигархом.
— Он дал мне всего полтора часа на сборы! —
возмущалась она, и ее голос дрожал от возбуждения. — Как ты думаешь, чего
он от меня хочет?
— Любви, — ответила я. — После того как
генералы завоевывают все земли, которые возможно, они возвращаются домой.
Я не стала ей объяснять, что происходит это с ними от
распущенности. Чем богаче человек и чем выше его положение, тем более
распущенным он позволяет себе быть. Только единицы умудряются найти в себе
некий стержень, который помогает им этого избежать. И опираются на него всю
жизнь. Обычно это семья. Дом, жена, дети, собака. Компьютер, теща, спортивный
канал.
Я почувствовала себя забытой. Как будто дороги всего
человечества вели на юг, а моя — на север. Или наоборот. Я не понимала, почему
это должно случиться со мной.
— Потому что ты сильная, — объяснил мне Ванечка. Я
позвонила ему в Лондон. — У нас ты была бы премьер-министром.
Я часто слышала это в своей жизни. Когда других жалели, мне
говорили: ты — сильная. Когда другие пьют белое вино, разбавляя его признаниями
в любви, я вынуждена думать о том, что должна спасти своего водителя. И его
маму. И вернуть им жизнь.
Пока мои подруги наслаждались любовью, я все время должна
была убивать кого-то. Я с залихватскими песнями переходила в разряд серийных
убийц.
Телефон Олежека был переведен на автоответчик. Я попросила
его срочно связаться со мной.
Домой не хотелось. В ночной тишине комнат принятое решение
будет гонять меня из угла в угол и не даст заснуть.
Алекс была рада переменам. Она аккуратно вела машину по
вечерней Москве, каждую минуту нажимая на кнопку в радиоприемнике. Как только
какая-то песня мне нравилась, она тут же переключала ее на другую. Я молчала,
мучительно борясь с раздражением.
«ДОН-Строй» закатил очередную свою вечеринку. Их бюджет на
развлечения сравним, наверное, только с бюджетом на закупку стройматериалов.
У меня не было пригласительного, и я попросила Катю
встретить меня.
Мы сидели за столом с ее олигархом и какими-то его
приятелями, каждый из которых на него или уже работал, или мечтал работать, и
то и дело к нам кто-нибудь подходил, чтобы почтительно с ним поздороваться.
Девушки с соседних столов с завистью смотрели на нас с Катей, и мы купались в
волнах его величия.
— Ты искала меня? — шепнул мне на ухо Олежек,
вдруг возникнув у меня за спиной. Он с достоинством пожал руки всем мужчинам за
нашим столом и сделал комплимент Катиной прическе.
— Не ожидала тебя здесь увидеть, — честно сказала
я, когда мы отошли с ним в глубь зала.
Он неопределенно пожал плечами.
