Я положила альбом в свою новую сумку и аккуратно застегнула
молнию.
Из комнаты Сержа сделали детскую. А Светлану поселили в
кабинет.
Уютная, в темных портьерах квартира заполнилась детскими
горшками и разноцветными игрушками. Они не вписывались в интерьер, но это
никого не смущало, а, наоборот, вызывало умиление.
Я хотела от чего-то предостеречь свекровь, но от чего, не
знала. Не пенсию же ей прятать от Светланы.
В машине рука потянулась к сумке.
Но я решила доехать домой и посмотреть альбом там. Хотелось
все рассмотреть досконально и без спешки.
Я, как палач своих чувств, собиралась медленно разглядывать
каждую деталь, каждую улыбку. Я буду загонять их в свою память, в свое
сознание, в свои кошмары. Такая вот страшная пытка.
Я нажала на газ, а на Кутузовском выехала на встречную
полосу.
«Я как мазохист», — подумала я. Наверное, вот так же
сердце бьется и разрывается от предчувствия боли, когда открываешь дверь, за
которой твой муж занимается с кем-то любовью. Но нет на свете женщины, которая
в состоянии пройти мимо этой двери.
Фотографий Сержа в альбоме не оказалось. Я была даже
разочарована. Там было всего четыре снимка. Мужчина на одном из них мне,
правда, показался знакомым, но я не смогла его узнать, даже пристально
вглядываясь.
Несколько дней ушло на то, чтобы утрясти все вопросы с
переоформлением авторских прав на бренд моей пахты.
Мы сошлись на двухстах пятидесяти тысячах, и, подозреваю, я
продешевила. Но я поторопилась согласиться, чтобы они не передумали.
Мне пришлось взять адвоката, который закрыл судебный процесс
и выкупил закладные из банка.
Я решила больше никогда не брать деньги в долг под залог.
На помещение офиса у меня был краткосрочный договор аренды,
и мне даже не понадобилось расторгать его.
Все сложилось благоприятно, если не считать того, что я не
слишком-то разбогатела.
Но я ведь не ради этого продавала пахту. Мне надо было
отвлечься. И научиться не думать про Сержа. У меня почти получилось.
Теперь я больше думала о его водителе и о его ребенке.
Я должна спасти одного и позаботиться о другом. А потом
заняться своей личной жизнью.
В этом году весна существовала отдельно от меня. Ее цветение
ничем не отзывалось в моей душе. Было немного обидно и странно. Я даже думала:
вдруг это — старость? Ведь говорят, что она подползает незаметно. Эта мысль
меня не пугала. Если это — старость, я готова принять ее, потому что и в
старости наверняка можно найти что-нибудь хорошее, как говорит моя дочь.
Например, не надо жевать. — Нет, у всех уже давно
вставные челюсти.
Заботятся внуки. — У меня нет внуков.
Не надо краситься. — Я и так не крашусь.
Ничего хорошего в старости нет. Я сняла с вешалки яркое
платье из последней коллекции DolceGabbana. «Надо будет его сохранить, —
решила я. — Когда стану старенькой и захочу встряхнуться, буду надевать».
Я отправилась на презентацию часов Chopard в Третьяковский
проезд.
Мы должны были встретиться с Леной и Олесей. Пригласительный
был у них.
Катя забеременела и лежала дома с сильной недостаточностью
эстрогенов в крови. Олигарх был рядом. Мама тоже.
Лена с Олесей опаздывали, и я стояла у входа, чувствуя себя
очень неуютно.
В летних босоножках, прямо по снегу стремительной походкой
мимо прошла моя знакомая Марьяна. В одной руке у нее был пригласительный,
другой она придерживала мужчину, лицо которого показалось мне знакомым.
— У тебя что, нет приглашения? — спросила Марьяна.
Ее мужчина откровенно изучал меня. — Есть, — я
улыбнулась, — просто покурить вышла.
— Не знала, что ты куришь, — пробормотала Марьяна
и прошла через заслон охраны.
Если бы Лена задержалась еще минут на пять, я бы точно
закурила.
Официанты разносили тосты и шампанское, в витринах сверкали
бриллианты. Я позвонила Марьяне.
— Слушай, а кто это с тобой?
— Да не знаю, только вчера на заправке познакомились.
Но, по-моему, у него кроме машины ничего больше нет. А что, понравился?
— Просто лицо знакомое.
Где же я его видела? Наверное, тоже на какой-нибудь
заправке.
— Да?! Может, это какой-нибудь известный мачо, а я
сейчас его пошлю?
— Смотри, какое колье у Собчачки! — Лена толкнула
меня локтем.
Мы стояли у витрины и делали вид, что разглядываем новые
часы с изумрудами.
Рядом остановился официант с шампанским.
Сразу со всех сторон потянулись руки за бокалами.
— По-моему, можно ехать, — решила Олеся.
Она рассказала своему мужу, что ей приснилось, будто он
поехал на охоту и медведь задрал его насмерть.
Олесин муж был большой любитель поохотиться.
Она рассказала ему про кровавые части тела, которые
явственно видела во сне. «Это к очень, очень серьезной болезни», — сказала
она ему.
Олесин муж был мнителен ничуть не меньше, чем все остальные
мужчины. Ему сразу стало плохо, и он слег, не поехав на работу.
— Я уехала, — рассказывала Олеся, когда мы вышли
на улицу, — а вечером вернулась и сказала, что была у известной гадалки.
Он к тому времени совсем уже позеленел. И гадалка сказала: чтобы избежать
смерти, ему надо венчаться. Он был готов поверить во что угодно. Мы будем
венчаться.
— Ты сумасшедшая, — сказала Лена.
— Просто я его люблю. Вам этого не понять, девочки, —
обиделась Олеся. — Кстати, на Восьмое марта он подарил мне браслет от
Картье. А тебе что-нибудь подарили?
— Нам дарить некому, — грустно ответила Лена за
нас двоих, — наших дарильщиков задрал медведь.
— Перепутал с Олеськиным мужем, — не удержалась я.
Мы позвонили Кате.
— Тебе ничего не нужно? — спросила Лена. — А
то мы приедем.
— Спасибо, но мы тут вдвоем справляемся. Захотелось
немножко побыть беременной.
Чтобы любимый мужчина, крепко сжав зубы, с заботливой
улыбкой приносил то яблоко, то попить, то виноградинку, то все уносил обратно.
— Скоро будет тепло, — сказала Лена, — можно
будет в Турцию поехать.
— Я не люблю Турцию.
— Ты просто неправильно там отдыхала.
— А как надо? — заинтересовалась Олеся.
— Там надо с аниматорами романиться, — объяснила
Лена.
Я вспомнила нашумевшую прошлым летом историю. Несколько
девушек поехали в Турцию к аниматорам. Потом одна из них привезла своего в
Москву. Сняла ему квартиру. Об этом узнал муж. Она все свалила на подругу.
Подруга свалила на другую. Мужья, выгораживая своих жен (все-таки позор какой!)
друг перед другом, все перессорились. А девушкам хоть бы что! Но, наверное, в
Турцию их больше не пустят.
