Я пожалела, что у меня нет фотоаппарата. И порадовалась, что
не родилась дочкой какого-нибудь продавалыцика гвоздей в Дели. Попыталась
представить, как я выхожу из лавки и говорю своему свежевыбритому папочке, что
он отлично выглядит. А он мне говорит, чтобы я помыла миску. И я киваю молодой
индуске, которая стоит за моей спиной. В блеклом сари. Хотя надо отдать должное
индускам. Я не видела ни одной из них в блеклом сари. Даже самая последняя
попрошайка прошла бы dress-code в любой клуб города Москвы.
Если сравнивать Индию с Америкой, то Дели — это Вашингтон. А
все самое роскошное и веселое находится в Бомбее. Как в Нью-Йорке.
В Дели жизнь текла размеренно, утреннее солнце переходило в
дневную жару, а потом в вечернюю прохладу. Я пристрастилась к индийской кухне,
выучила три слова: ага (хорошо), ханджьи (да), нанджьи (нет) — и с
удовольствием начинала свой день с похода в гостиничное SPA.
Аюрвердический массаж в четыре руки на огромном куске дерева
с выемкой под человеческое тело заканчивался каплями горячего кокосового масла
на лоб. И после него казалось, что твое тело, старое и измученное, остается в
этой деревянной ложбине, а встает только душа, чистая, как у младенца, но
имеющая руки, ноги, живот. И ты рассматриваешь их, как впервые, удивляясь, что
они существуют. Два учтивых массажиста в набедренных повязках расчесывают твои
волосы, смывают с тебя масло и провожают тебя, склонившись в поклоне и
произнося какие-то слова, которые кажутся магическими, но наверняка переводятся
как: «Спасибо, что вы нас посетили».
Еще мне очень нравился массаж головы с горячим маслом. В
первую секунду кажется, что оно обжигает, но потом приятная слабость
разливается по всему телу и действительно кажется, что под заботливыми пальцами
массажиста плохая энергия и вообще все плохое скользят по волосам, от макушки к
самым кончикам, и падают вниз, бесследно растворяясь в пространстве. Так учит
аюрведа.
Костя свозил меня в Агру. Величественное в своем великолепии
место. Мы ужинали в каком-то старинном дворце, столики стояли прямо на лужайке,
и я повторяла за индийскими танцовщицами причудливые движения их национального
танца. Они окружили меня, и я плавно водила кистями рук, сощурив глаза,
покачивала бедрами в такт музыке, и мне казалось, что другой жизни у меня
никогда и не было.
— В своей прошлой жизни я, наверное, была
танцовщицей, — сообщила я Косте, приближаясь к нашему столику,
пританцовывая.
— Шансонеткой, — кивнул Костя.
— Никакой не шансонеткой! — Я демонстративно
возмутилась. — А, наоборот, какой-нибудь Айседорой Дункан.
— Нет. Она рано умерла.
— Тогда Чарли Чаплином! Точно. Я была Чарли Чаплином.
Я прошла по лужайке знаменитой походкой великого комика.
— Мужчиной? — Костя недоверчиво посмотрел на меня.
Я рассмеялась:
— Ты в то время был женщиной.
— Я? Нет, это вряд ли.
— Ты что, женоненавистник?
— Если бы я даже был им раньше, то сейчас все равно все
бы изменилось. Но, честно говоря, я никогда им не был.
Я кокетливо улыбнулась.
Костя курил сигару и смотрел на меня тем взглядом, какой
наполняет жизнь любой женщины самым высоким смыслом. Когда она чувствует себя
самой красивой и самой желанной.
Так я себя и чувствовала.
Когда Костя говорил, жесты его рук всегда сопровождали
слова. И мне было приятно понимать, что у него красивые кисти и тонкие длинные
пальцы. Я даже стала немного копировать движения его рук. Непроизвольно.
Он говорил всегда немного с улыбкой. Даже самые серьезные
вещи. Как-то совсем по-мальчишески.
И еще мне нравилось, что он умел то, что умеют немногие:
жить здесь и сейчас. И когда он был со мной, он был только со мной. Все
остальное было не важно. И поэтому казалось, что всего остального просто не
существует. И я чувствовала себя с ним самым важным человеком во Вселенной.
Костя купил мне красное сари, и мы потратили пару часов на
то, чтобы научиться меня в него заворачивать. Случайно выяснилось, что красное
сари надевают в качестве свадебного платья.
— Ты, случайно, не женат? — с притворным ужасом в
голосе спросила я Костю. — А то в этом наряде я могу оказаться в
щекотливом положении.
Костя заверил меня в том, что он абсолютно свободен от
каких-либо обязательств, и пошел узнавать, в чем должен быть на свадьбе жених.
Но индусы улыбались в пышные усы и загадочно молчали. Чем, кстати, очень нас
заинтриговали.
В Агре я начала коллекционировать разнообразные декоративные
наволочки: расшитые стразами и вышитые затейливыми зверями, с бисером и
крохотными зеркальцами, из разноцветных лоскутов и превосходной переливающейся
тафты. Я посвятила своей коллекции три дня. Когда количество наволочек достигло
ста двенадцати, я плавно перешла на коллекционирование бус из полудрагоценных
камней.
Жизнь здесь была такой солнечной и размеренной, что
наполняла душу покоем, которого я уже давно не испытывала. Мне казалось, что в
этом странном, немного сказочном городе я абсолютно защищена от потрясений и
несчастий. Я хотела, чтобы каждый мой день был похож на вчерашний, а вчерашний
на завтрашний. Я хотела знать, что больше ничего в моей жизни происходить не
будет. Я была готова к тому, чтобы самой моей большой проблемой был выбор
нового сари. Яркие шелковые сари стоили по пять долларов, и их можно было
покупать хоть каждый день.
Я всерьез стала подумывать о том, чтобы остаться здесь жить
навсегда. Моя давнишняя мечта о большом белом доме, продуваемом южными ветрами,
и о смуглом юноше в чалме, который будет почтительно носить за мной раскладной
стульчик, вполне могла осуществиться в Дели. Я, правда, подумала, что
постоянное таскание за мною стула будет меня раздражать, но во всем остальном —
это как раз то, к чему я стремилась.
Я решила ознакомиться с рынком недвижимости в Дели. Это ведь
ни к чему не будет меня обязывать. Просто знать, что продается и за какие
деньги. Не покупать, но знать, что такая возможность существует. Или вдруг
купить? И почувствовать себя немного авантюристкой, немного конквистадором. Как
у Гумилева: «Я вышел в путь и весело иду, то отдыхая в радостном саду, то
наклоняясь к пропастям и безднам…» А если это правда то, что я всегда хотела?
Не в смысле «пропасти и бездны», а в смысле «отдыхая в саду»…
Я обратилась к фирмам по продаже недвижимости, и мне стали
показывать разные милые особнячки. Но ни один из них не был похож на дом моей
мечты. Пока.
Я покупала жемчужину моей коллекции — бусы из
ярко-оранжевого камня ханьч или амьч, когда мне позвонил Ванечка. И сообщил,
что отец Светланиного ребенка — не Серж.
Я положила бусы на прилавок и вышла из маленькой лавки на
улицу. Солнце резало глаза и обжигало плечи.
— Как ты сказал? — переспросила я и поймала себя
на том, что абсолютно не удивилась. Я как будто всегда это знала.
