Нет, хорошо, что он мертв. Это значит, что он никогда не
придет ко мне и не скажет: «Извини, я люблю другую. У нас будет ребенок». Ему
стоило умереть только ради того, чтобы я никогда этого не услышала.
Номер 17 на голой пятке.
Для которого уже никто никогда ничего не сможет сделать.
Смысл слова «никогда» можно понять только в морге. Во всех
остальных местах употребление этого слова — явная профанация.
Я вернулась в ресторан.
— И что? Будете рожать? — Я сняла очки и в упор
посмотрела на нее.
Она кивнула.
И я поняла, что завидую ей. Я бы тоже очень хотела, чтобы у
меня под сердцем остался мой Серж. Такой же кудрявый и голубоглазый.
Я кивнула официанту и попросила счет.
— У меня нет денег, — сказала Светлана.
— Я заплачу. — К своему стыду, я произнесла это с
нескрываемым высокомерием.
— У меня вообще нет денег.
Я растерялась.
— А как же ты будешь рожать?
— Я надеялась, что вы мне поможете.
— Я?
Боже мой, так вот что чувствуют мужчины, когда женщина им
говорит, что беременна. Они чувствуют себя пойманными в силки. Я явственно
услышала щелчок. Капкан захлопнулся. Дороги назад нет. Или есть?
— Какой у тебя срок?
— Десять недель.
— У тебя есть две недели, чтобы сделать аборт. Я
договорюсь в хорошей больнице, у меня самый лучший врач в Москве.
— Мне нельзя, — она преданно смотрела мне в
глаза, — это моя первая беременность, и врач сказал, что аборт делать
нельзя.
— Пусть тебя посмотрит мой доктор. — Я не
сдавалась.
Она согласно кивнула.
— Хорошо. Но я все равно буду рожать. Я очень хочу сына
от Сережи. И моя мама уже знает. Она согласна.
Я взяла номер ее телефона.
— Вы мне поможете? — спросила меня Светлана на
прощание.
Я не удостоила ее ответом.
5
Я остановилась около хозяйственного магазина в Мневниках. В
Мневники я попала случайно, объезжая пробки на Рублевке. В таких
ностальгических магазинах с советской вывеской «Хозяйственный» я не была уже
очень давно.
Выйдя из машины, я оглянулась. Место было темное и не очень
оживленное. На тротуаре стояло всего несколько машин.
В «Хозяйственном» мне понравилось. Я купила разноцветные
прищепки для белья (на них очень здорово вешать всякие штуки на новогоднюю
елку), круглый механический будильник, очень красивые прихваты для штор, новую
люстру детскую комнату в виде большого праздничного торта и еще много
необходимых мелочей. Все стоило очень дешево. Мне показалось, раза в три
дешевле, чем я покупаю обычно. Когда я не могла выбрать чистящее средство новой
домработнице, очередь дружно помогала мне. Продавщица подобрала мне в гостевую
комнату пять зубных щеток разных цветов. Я от души ее благодарила. Когда я шла
к выходу, таща три огромные сумки, симпатичная бабушка в платье с оборками
заботливо поинтересовалась, на машине ли я, все-таки такие тяжести носить.
Мою машину перегородила «шестерка» с двумя таджиками. Так,
что я не могла выехать. Они меняли колесо. Я поставила сумки на багажник и
отошла от машины на безопасное расстояние.
Одну мою приятельницу при таких же обстоятельствах выкинули
из машины, а другую убили. Топором по голове. Забрали машину и 200 долларов из
сумки. Ей было двадцать четыре года. Муж подарил ей «мерседес» на день
рождения.
Таджики возились уже минут пять; мне все это не нравилось. Вокруг
не было ничего похожего на милицию или ГАИ. Я сжимала в кармане ключи,
приготовившись, если что, выкинуть их в кусты.
Таджики то снимали, то снова ставили домкрат, возились с
гайками. Я подошла к ним с телефоном в руке и произнесла:
— Убирайтесь отсюда, или я вызываю охрану!
Они испуганно закивали, побросали инструменты в багажник,
сели в машину и отъехали метров на пять.
Я поднесла телефон к уху и стала громко разговаривать с
воображаемым собеседником. Я описывала место, где нахожусь, и диктовала номер
машины таджиков. На расстоянии открыла пультом двери. Не переставая говорить,
поставила сумки на заднее сиденье. Главное, чтобы никто не подошел ко мне
сзади.
Открыла водительскую дверь. Один из таджиков направился ко
мне. Я сделала шаг в сторону, вытянула вперед руку и истошно заорала:
— Стоять! Стоять, я сказала!
Таджик остановился, я быстро села и закрылась на все кнопки.
Стоит ли всей этой суеты «Хозяйственный» в Мневниках? Десять
раз нет! А набор хромированного железа на колесах? Как сказал бы Ванечка:
«Волков бояться — в лес не ходить».
Я позвонила Светлане среди ночи.
— А Серж знал, что ты беременна?
— Нет, я не успела…
Я повесила трубку, не дослушав.
6
Моя массажистка живет в цокольном этаже моего дома. У нее
крепкие руки и вороватый взгляд. Это особенность людей, привыкших жить на
чаевые.
Я никогда специально не искала массажистку на постоянное
проживание, просто год назад, когда я в очередной раз меняла домработницу, мне
рекомендовала ее моя подруга.
В Донецке, откуда она была родом, месячный заработок
массажистки эквивалентен стоимости двух порций роллов «Калифорния» в
«Славянской», или маникюру в «Wella», или чаевых в казино «Голден Палас».
Массажистка — ее звали Галя, причем буква «г» в произношении
тяготела к «х» — решила за компанию с подругой поехать в Москву на заработки.
Попала ко мне домработницей. Убиралась не очень, готовила отвратительно. Я
взяла другую. Но к массажу в любое время дня уже привыкла и с Галей
расставаться не стала. Тем более что ее зарплата обходилась мне в два раза
дешевле, чем мои прежние посещения салонов красоты.
Я ехала на дачу.
Апатия, в которой я пребывала последние дни, вряд ли погнала
бы меня за город. И мой дом, такой заброшенный с тех пор, как ушел Серж,
абсолютно не располагал к посещениям. Но массажистка жила там. И это — отличный
повод приехать домой.
Первое, что бросалось в глаза при входе в дом, —
швабры, ведра и тряпки на каждом шагу.
Моя новая домработница считала, что дом — это объект для
постоянной уборки. Часов в десять вечера она все бросала как есть и уходила
спать — для того, чтобы утром проснуться и продолжить.
Если я не приезжала несколько дней, она обижалась, потому
что пачкать было некому: нарушался ритм.
Я прошла через гостиную, стараясь не смотреть по сторонам, и
поднялась к себе.
