Налила ванну, добавив туда три капли жасминового масла.
Зажгла свечи. Включила Pink.
Разделась перед зеркалом.
Где мой абонемент в спортклуб?
Легла в ванну. Закрыла глаза. Скоро вернется моя дочь.
Обычно во время массажа я молчу и не люблю, когда болтают
другие.
Но сегодня я слушала массажистку и даже вяло ей отвечала.
Она почему-то решила рассказать мне рецепты всех салатов, которые знает.
Все ее салаты имели названия. «Мимоза», «Черепаха» и самый,
по ее словам, обалденный — «Тадж-Махал».
Я терпеливо выслушивала, что и в каких пропорциях нужно туда
класть.
Сама я не готовлю и никогда в жизни никакими рецептами не
интересовалась.
А сейчас слушала ее монотонное бормотание про «две ложки
майонеза и поструганную морковь», и мне даже нравилось.
Захотелось тоже поделиться каким-нибудь рецептом. Я даже
вспомнила один. Но рассказывать стало лень. Во время массажа головы я почти
заснула.
Делать было абсолютно нечего.
Я спустилась в подвал — там из кладовки я достала чемодан с
младенческими вещами. Аккуратной стопкой сложила то, что может пригодиться
новорожденному.
Во второй кладовке лампочка перегорела. Я взяла фонарь и
посмотрела, в каком состоянии Машкина коляска. Очень даже ничего. Здесь же было
автомобильное сиденье.
Домработница накрыла мне ужин в столовой. Красиво
сервировала стол, салфетки продела в серебряные кольца, зажгла свечи.
Я включила музыку.
Есть не хотелось.
Я взяла бутылку красного вина и перешла на веранду.
Я люблю свой дом. Расположенный в хорошем месте, недалеко от
Москвы, он огромный и красивый.
На веранде домработница складывала тазики.
Я забыла взять бокал. Посмотрела на стопку одноразовых
стаканчиков на столе и вернулась в кухню. Взяла бокал и попросила домработницу
убрать тазики. Она обиженно поджала губы. Я разрешила утром поставить их
обратно. Хотя зачем мне утром тазики на веранде? Домработница слегка
повеселела, но на вино косилась неодобрительно.
Я срочно придумала ей задание. Жасминовое масло оставляет
пятна на моей ванне. Она удалилась едва ли не с боевым кличем.
* * *
Я проснулась в шесть утра.
Послонялась по дому. Забрела в гардеробную. Вещей Сержа там
практически не было: два-три пиджака, которые он не стал забирать, и зимняя
обувь в коробках. Надо будет сказать, чтобы все убрали. Часов в десять я
заснула опять.
Проснулась от телефонного звонка.
Приехала из Испании моя подруга Вероника.
— Дорогая, приезжай ко мне в гости. Я ругаю себя за то,
что оставила тебя тут одну. Все это так ужасно. Когда ты позвонила, я
проплакала целый день! Приезжай быстрей!
Вероника живет по соседству и является типичным обитателем
нашей деревни. Про таких моя косметичка говорит: бедные, они же не могут
расслабиться! Даже во время процедуры им надо держать руку на пульсе. На пульсе
своего мужа. Потому что если он еще не ушел к молодой любовнице, то вот-вот
уйдет. И страх перед воображаемой соперницей заставляет их получать по два
высших образования в сорок лет, и учить пять иностранных языков, и простаивать
двухчасовую очередь в Музей д'Орсе на выставку американских импрессионистов
вместе с остальными парижанами, на общих основаниях.
Благодаря им наши садовники и домработницы признают
классовое неравенство. В связи с нашим явным интеллектуальным превосходством.
Я подъехала к их белому дому, захватив с собой торт
«Наполеон».
На шезлонге перед газоном сидела их шестнадцатилетняя дочь и
с наслаждением курила.
— А что, родителей нет дома? — догадалась я.
— Не-а. — Она заглянула мне в глаза, ища в них
понимания, и, видимо найдя, затянулась еще раз. — Папа в Москве, мама
сейчас приедет. У нее что-то там кончилось, то ли хлеб, то ли крем.
— А ты как?
— Хорошо.
— Ты уже в каком классе? В десятом?
— В одиннадцатом.
— Совсем большая.
— Да. Я раньше смотрела на тех, кто в одиннадцатом, и
думала: какие же они взрослые! Так странно.
— Что странно? То, что ты в одиннадцатом, а все еще не
ощущаешь себя взрослой?
— Ага.
— Так будет и дальше. — Я заметила у себя
интонации своей мамы. — Ты всегда будешь чувствовать себя ребенком. Только
однажды, когда тебе будет тридцать или пятьдесят, ты вдруг поймешь, что уже давным-давно
взрослая.
Она понимающе посмотрела на меня.
Мы помолчали.
Автоматические ворота распахнулись, и въехала машина
Вероники.
Некоторые «мерседесы» похожи на акул.
Вероника кинулась ко мне с объятиями, в глазах ее были
слезы.
Это всегда приятно.
Я тоже всплакнула.
Дочь Вероники тоже.
Мы пили чай с тортом.
Вероника рассказывала про Марбелью. Море холодное, арабов
много, цены высокие. В следующем году поедет снова. Не хочу ли я
присоединиться? Хочу. Отлично, Игорь будет очень рад. Он так хорошо относится и
к тебе, и к Сержу. Бедный Серж.
— Да. А к любовнице Сержа?
Вероника замолчала и испуганно посмотрела на меня. Всего
секунду.
— Ты ее знаешь?
— Не так хорошо, как ты.
— Дорогая, ты должна понять. Я была против.
— Конечно.
— Это мужчины. Я ведь не могла допустить, чтобы Игорь
встречался с ними без меня. Она бы еще подружку привела.
— Конечно.
— Не сердись. Ты гораздо лучше ее. Это все сказали.
Мы лежали на диванах в гостиной. Работал кондиционер, и жара
не чувствовалась.
— Давно она у него?
— Полгода. Ты действительно ничего не замечала?
— Нет.
Я замечала. Он стал гораздо внимательней. Чаще приносил
цветы и дарил подарки.
— Он любил ее?
— Да ты что?! Он любил только тебя.
— Он везде с ней появлялся и со всеми ее знакомил?
— Ну, не со всеми… Ах, я совсем не хотела, чтобы ты об
этом узнала!
Я тоже не хотела. Ноги сами меня принесли в тот ресторан. Я
и голодна-то не была.
— А где они познакомились?
— На открытии нашего магазина. Помнишь, ты тогда не
пошла?
