Фотографию мертвого Фетишиста я бы вставила в семейный
альбом. Там еще много пустых страниц. А может быть, даже носила бы с собой.
— Можно повесить, утопить, задушить. Мысленно Олежек
загибал пальцы.
От такого огромного количества вариантов мне становилось
легче. Как будто сознание того, что из десятка возможных преступлений я выберу
всего одно, делало это преступление в моих глазах менее значительным.
— Можно скинуть с крыши, удушить выхлопными газами…
Олежек явно импровизировал. Я хотела тоже что-нибудь
придумать, но не получалось.
— Ну, выбирай. И назначай время.
Я задумалась.
Попробовала представить ситуацию со стороны.
Я всегда так делала, когда реальность не устраивала меня.
Злодей убивает прекрасного, доброго принца. Принцесса в
горе. Назначает награду за голову виновного. Подлый изменник пойман. Остается
только выбрать казнь.
— Четвертовать, — сказала я, и Олежек подавился
сигарным дымом.
— Ты имеешь в виду расчлененку?
Подкатила тошнота.
— Нет. — Я вздохнула. — Просто убей его.
— Как?
— Чтобы он знал, за что это.
Олежек кивнул.
— О'кей. Ему скажут.
— У него есть дети? — спросила я.
В глазах Олежека замер вопрос.
Он решил, что я имею что-то против детей Фетишиста.
Я покачала головой.
— Ладно. Не важно.
— Когда?
— Сам решай. Я не хочу знать точное время.
— Договорились.
— Как я узнаю о том, что он — все?
— Я предлагал тебе фотографию.
— Нет. Я узнаю из газет. Придумай что-нибудь, чтобы это
попало в криминальные хроники.
— Ладно.
Я попросила счет. Мы попрощались.
Я не могла поверить, что сделала это.
7
Это был банный день.
Среда. Самое подходящее время.
В начале недели приходится делать то, что накопилось за
выходные.
В конце недели хочется сидеть в ресторанах и ходить по
клубам.
В среду можно собраться с девочками и затопить баню.
У меня — турецкая.
Приехала Вероника. Ее муж Игорь простудился, сидел дома под
присмотром охраны и домработницы, и она могла расслабиться, не волнуясь, где он
и с кем.
Приехала Лена. Ее муж ушел к секретарше два года назад. В
ушах у нее были фальшивые бриллианты, но в нашей деревне никому не могло прийти
в голову, что бриллианты бывают ненастоящие. Так же как, например, в
хозяйственном магазине в Мневниках никто бы не понял, что круглая стекляшка у
меня на пальце стоит дороже, чем весь их магазин.
Приехала Катя. Ее друг Муся, известный в Москве тусовщик и
гомосексуалист, терпеливо ждал, когда Катя отчается найти себе мужа и, будучи
близка к критическому для деторождения возрасту, согласится родить от него.
Потому что никто из его прекрасных мускулистых возлюбленных не мог рожать
просто по природе своей.
Мы зажгли свечи, завернулись в простыни, и Галя налила нам
чай, который заваривался только по средам, — специальный сбор трав и
цветов.
Никто не говорил о Серже.
Катя рассказывала про уникальную бабку, которая умела
загадывать сны. Целый день читала молитвы и в результате ночью во сне получала
ответ на волнующий ее вопрос.
Вопросы ее волновали все больше одни и те же.
После Катиного посещения бабке приснилось, будто Катя стоит
на берегу океана и с рук кормит хлебными крошками мелкую океанскую рыбку.
Что означало беременность.
Катя была бабкой довольна.
Единственное неудобство состояло в том, что, приезжая к
бабке, всегда рискуешь встретить каких-нибудь знакомых. Потому что к бабке
ездит вся Москва.
Интересно, что бы ей приснилось про меня?
Кто-то давно сказал мне, что ездить к гадалкам нужно только
в том случае, если терять уже нечего.
Я к ним никогда и не обращалась.
Вероника вышла из парилки и с визгом прыгнула в холодную
купель.
Галя встретила ее с огромным махровым полотенцем, в которое
Вероника завернулась и уютно устроилась на мягкой лежанке.
Галя положила ей на лицо ярко-голубую маску с очищающим
эффектом.
Бывают женщины, которые выглядят шикарно даже с
косметической маской.
Лена, за которой недавно начал ухаживать симпатичный мужчина
на «БМВ», мучилась вопросом его финансовой состоятельности.
— А что бы приснилось бабке, если ее спросить, сколько
у него денег?
— Если десять миллионов, то две акулы. — Катя
легла под массаж. — Если пятьдесят миллионов — три.
— А если пятьсот миллионов — то джек-пот, —
развеселилась Вероника, хотя разговаривать с маской не рекомендуется. —
Представляете бабку, которой снится джекпот, а она не знает, что это такое,
потому что никогда не была в казино?
Галя не принимала участия в наших разговорах.
Я запретила ей это строго-настрого.
После второго захода в парилку настала моя очередь делать
массаж.
Вероника сидела с чашкой чая, а Катя с Ленкой плескались в
холодной купели.
Мы знали друг друга уже давно. Лет пятнадцать. Уже по
нескольку раз ссорились и расставались. Какое-то время я дружила с Леной против
Кати, а Вероника не дружила ни с кем из нас. Или мы с ней не дружили? Однажды
Катя поссорила меня и с Ленкой, и с Вероникой, а потом предала сама. Но у нее
был сложный период, и через год я простила ее. Сейчас мы опять дружили все
вместе и ценили это время, подозревая, что оно будет коротким. Нельзя сказать,
чтобы мы очень любили друг друга. Но мы знали друг о друге больше, чем наши
родители и мужья, вместе взятые. Мы знали, чего от кого можно ожидать; мы давно
смирились с недостатками друг друга, и нам не нужно было казаться лучше, чем мы
есть; мы могли позволить себе быть настоящими, не заботясь о произведенном
впечатлении. Нам было уютно друг с другом, как бывает уютно в детской комнате.
Лена рассказывала про свое неудачное свидание с каким-то
ухажером, на которое они пришли с Катей вдвоем.
— Я говорю Кате: «Если он мне понравится, то я скажу „у
меня есть жвачка“, а если нет — скажу „нет жвачки“.
Они пришли в кафе перед Красной площадью, сели на
пластмассовые стульчики. Было два часа дня; ухажер был пьян. Он заказал всем
коньяк.
