— Тише, тише, дорогая! Не стоит так пылко передо мной витийствовать. Я ведь не немая мать.
— А ее будущий муж? — не сбавляла оборотов Светлова. — Разве он не будет рад, если его невеста, его будущая жена, наконец заговорит?!
— Кто его знает, — с некоторым сомнением в голосе снова пробормотал Горенштейн. — Некоторым, знаете, нравится, когда жены мало разговаривают.
— Это да, — согласилась Аня. — Это бывает. Анна снова припомнила жениха Немой — с его рэкетирскими тайнами. Возможно, такого криминального Отарика как раз и устраивает, что его возлюбленная — немая.
— Но мы не будем учитывать интересы этого гипотетического мужа, — твердо сказала Аня, — у нас есть свои интересы. И они заключаются в Том, что девушка должна заговорить!
Анна достала фофановские деньги…
— Мне бы хотелось внести задаток.
— Ну, не знаю…
— А вдруг вашей жене что-нибудь “очень-очень” понадобится?
— Это вполне возможно, — без особой радости в голосе согласился с Аниным предположением Горенштейн.
— Только знаете, Соломон Григорьевич…
— Ну, что еще?
— Эта девушка ни в коем случае не должна знать о том, что мы с вами знакомы… И вообще, лучше… Лучше, чтобы вообще никто об этом не знал. Вы меня понимаете?
— Да ничего я не понимаю! — огрызнулся Горенштейн, убирая деньги в бумажник. — Если честно — ничего. Темный лес! Но уж раз договорились, что ж… Буду нем, как рыба. Точней, как наша потенциальная пациентка.
— Может быть, попросить Осич, чтобы она устроила вам с девушкой встречу? Пригласила ее к себе, а заодно и вас, Соломон Григорьевич… И, таким образом, приняла, так сказать, участие в судьбе своей бывшей воспитанницы… Мне кажется, это не должно девушку насторожить…
— Пожалуй… — согласился Гор. — Я мог бы присутствовать — как бы случайно — при их встрече. И изучить, так сказать, пациентку предварительно. И если результаты осмотра меня устроят… Я как бы ненароком предложу девушке попробовать избавиться от немоты, мол, несколько сеансов — и все. Скажу, что мне это интересно как специалисту. А это правда! И что, мол, как давний знакомый Валентины Терентьевны, я готов принять участие в судьбе ее воспитанницы.
— Отлично! — не удержалась от ликования Светлова.
— Да, пожалуй… — пробормотал Гор. — Вот так мы и устроим пробный сеанс.
* * *
В час дня Светловой позвонил Богул:
— Есть! Ровно две минуты! Они, голубчики… Те самые часики! С пропавшего, так сказать, тела…
— Богул, вы гений! — искренне восхитилась Анна. — Итак, остается один маленький вопрос: откуда у Кикалишвили эти часы?
— Ну, это мы у него спросим. Нам — да не ответить! Конечно, ответит — куда он денется? Вы подъезжайте пока… Думаю, разговор с другом Стариком будет интересным.
Когда Светлова наконец появилась в кабинете Богула, рассчитывая увидеть там рядом с лейтенантом “друга Отарика”, физиономия у Богула была довольно постная. А отсутствие Отарика, по всей видимости, означало, что ликования типа “Куда он денется!” явно были преждевременными.
— И где же наш друг Отарик? — осведомилась Светлова, отлично понимая, что есть вопросы, которые режут просто без ножа.
— Да что-то пока…
Богул, делая вид, что страшно занят, куда-то позвонил, что-то сказал…
— Понятно… — вздохнула Светлова. — Пока мы тут проводили эксперименты с часовыми механизмами, Кикалишвили, очевидно, попросту удрал?
— Получается, что так… — вздохнул лейтенант.
— Ну вы и… — Светлова из милосердия не стала заканчивать свою мысль.
— Да мне бы его только найти! — пробормотал Богул. — Уж он мне в два счета все расскажет.
Глава 7
Уговаривание Гора и внезапное исчезновение друга Отарика выпотрошили Светлову окончательно. Только упрямство не позволяло ей признаться самой себе, как же она устала.
— Вы так плохо выглядите! — Елена Ивановна придержала грустную Анну за локоть, когда та прошмыгивала к себе в номер. — Мне кажется, вам здесь у нас не хватает домашнего уюта…
"Мозгов мне не хватает”, — вздохнула Светлова, но вслух только произнесла:
— Не хватает. Вы правы.
— А заходите-ка вечером на чаек. У нас тут все запросто. В дурака играем.
— В дурака?
— Ну да… Подкидного.
"В дурака — это я, пожалуй, осилю, — опять вздохнула Светлова. — Это наш уровень”. И кивнула согласно:
— Спасибо. Загляну.
* * *
— Милости просим! Заходите, заходите… Разрешите представиться: Леонид Алексеевич Туровский, хозяин, так сказать, мотеля “Ночка”, в котором вы изволите гостить. Мы ведь так еще и не познакомились? Хоть вы и надолго уже у нас.., хм-м.., задержались… Ну да мы гостям только рады! А Леночка на кухне хлопочет… Пироги!
Аня с интересом смотрела на лицо человека, которого прежде видела только издалека.
Грубо вылепленное лицо Туровского — и утонченная гармония его красавицы Елены… Квазимодо, получивший красотку Эсмеральду? Нет, не так. Ведь Квазимодо — урод… А лицо Туровского грубовато, простовато… Всего лишь… И только. Но не лишено шарма…
Правда, это лицо кажется еще более грубоватым, простоватым на фоне Елениной красоты.
Скорей так… Царевна и дворник.
Откуда это? А так, кажется, про поэта Максимилиана Волошина и его красивую жену сказала одна маленькая девочка… Удивительно точное определение для некоторого типа супружеских пар! Устами младенца глаголет истина.
Заметив Анин внимательный взгляд, Туровский ухмыльнулся и вдруг подмигнул ей из-под лохматых бровей.
Аня не выдержала — и рассмеялась: против обаяния этого человека трудно было устоять.
Теперь Аня понимала Елену Ивановну, сделавшую в свое время такой выбор.
Он был как медведь. Но как уютный плюшевый медведь, увеличенный до гигантских размеров — бывают такие игрушки выше человеческого роста.
Кудлатая голова…
Опять пришли на ум воспоминания Цветаевой о поэте Максимилиане Волошине… Как он смотрел на Цветаеву из-под буйной шевелюры и хитро спрашивал: “А хотите потрепать по голове?” И Марина удивлялась, как он угадал.
Кстати, действительно, когда видишь такую большую лохматую голову, необъяснимым образом хочется ее погладить, потрепать, как добродушного огромного пса или мишку.
Или, может, Светловой и впрямь уже катастрофически не хватает домашнего уюта?
— Ленечка! — донесся откуда-то, очевидно с кухни, голос Елены Ивановны.
