— Черт возьми! — зашипел Фомичев. — Развели тут игру в секретность!
— Надо помнить пословицу о чужом монастыре, — сказал Шешеня.
— Оставьте пикировку, господа… — поморщился Павловский. — Все же вы, Леонид Данилович, во время сегодняшней встречи с Новицким должны сделать все, чтобы задержать их курьера.
Шешеня поначалу спорил — он, видите ли, не хотел позориться перед элдэвцами, оказываясь в роли просителя. Но Павловский и Фомичев убедили его, что для святого дела самолюбием можно пожертвовать…
В тот же день вечером Фомичев узнал результаты переговоров Шешени. Руководство «ЛД» с трудом согласилось отложить выезд своего представителя в Париж при условии, что окончательно этот вопрос будет решен после доклада Фомичева на заседании объединенного руководящего центра. В связи с этим заседание центра переносится с понедельника на субботу. Так что Фомичев, пожалуй, сможет выехать вместе с Мухиным в Париж в воскресенье или в понедельник…
Заседание объединенного руководящего центра проходило очень бурно. Кворум был полный. Отсутствовал один Павловский. От «ЛД» пришли все, в том числе и лидер «ЛД» Твердов.
Фомичев сделал доклад чересчур оптимистичный — по его словам получалось, что все подполье юга действует на основе политической программы Савинкова.
— И наша ростовская организация тоже? — спросил Твердов, перебив докладчика.
— Что — тоже? — не сразу понял Фомичев.
— Тоже работает по вашей программе? А нас она, значит, дезинформирует?
— Я вашу организацию в виду не имел.
— Вы сказали это обо всех, как вы выразились, стоящих внимания организациях? — продолжал Твердов. — Тогда, значит, наша организация там не стоит внимания? И опять же, значит, она дезинформирует нас о своей широкой деятельности?
Фомичев не был готов к ответу и молчал.
— Расскажите о ваших беседах с Султан-Гиреем, — попросил профессор Новицкий.
— С удовольствием! Мои беседы с ним произвели на меня очень большое впечатление. Он исключительно храбрый человек — открыто появляется в людных местах. Правда, он, конечно, пользуется тем, что большевики тот курортный район Кавказа к рукам не прибирают и…
— Вы знаете, что он отправил своего гонца в Европу? — перебил Фомичева Твердов.
— Знаю.
— А зачем?
— По вопросу о нефти…
— Вот! — победоносно сказал Твердов и встал. — На этом нам следует остановиться. Надеюсь, не встретит возражения истина, что экономика России без ее нефти — это четверть экономики, — говорил он, четко выговаривая каждое слово. — Так вот — пока господин Савинков одаривает нас общими фразами и обещаниями, в это самое время Россию в розницу продают всякие авантюристы. А ведь господин Савинков, находясь в Европе, не может этого не знать. Почему же он молчит и бездействует? Может быть, потому, что сам он в большой дружбе с теми, кто Россию покупает? А что же нам остается думать, господин Фомичев? Отвечайте, я жду… — Твердов сел и добавил: — Наконец, почему вы не заявили Султан-Гирею протест?
Ничего подобного Фомичев не ожидал, он был, что называется, совсем сбит с ног, он не знал, что говорить, и стоял в полной растерянности.
— Господа, вы ведь знаете те весьма ограниченные цели, какие имел господин Фомичев на Кавказе, — сказал Шешеня плаксивым тоном. — Он ездил к нашему человеку, попавшему в беду.
— Мы знаем, мы все знаем, — громко ответил Твердов. — И если уж об этом зашел разговор, скажем: мы недоумеваем, зачем, ведя большую политическую борьбу за будущее целого государства, грабить почтовые вагоны в поездах. Мы заниматься подобными делами не собираемся. И не верим, не хотим верить, что господин Савинков мог прислать человека с подобными целями…
В общем никакого стройного доклада у Фомичева не получилось. Но когда он кончил говорить, совершенно неожиданно для него, по предложению того же Твердова, было записано решение, одобряющее результаты его поездки на юг. Закончив диктовать секретарю проект такого решения, Твердов одобрительно улыбнулся Фомичеву.
— Вы не думайте, что мы не умеем ценить работу. Но наша требовательность безгранична, ибо речь идет о России!..
Затем Новицкий доложил объединенному руководящему центру о новых провалах людей «ЛД». Он раздраженно стал говорить Твердову, что ему начинает казаться, будто руководство «ЛД» радо этим потерям, как еще одному доказательству неправоты тех членов ЦК «ЛД», которые хотели действия. А нужно заняться делом — глубоким анализом причин провалов и разработкой улучшенной системы конспирации.
Как ни странно, сам Твердов поддержал предложение Новицкого, а потом неожиданно обратился к Фомичеву:
— Когда вы увидите господина Савинкова?
— Хочу как можно скорее, — ответил Фомичев. — Я прекрасно понимаю, что радикальные решения надо принимать не откладывая. Я думаю, мне следует ехать вместе с вашим представителем, — высказал Фомичев свою заветную мысль.
— О поездке Мухина мы принимали решение, когда вас не было, и никто не знал, когда вы вернетесь, — сказал Твердов. — Мы не могли рассчитывать на ваши возможности перехода границы и оформили Мухину командировку в Варшаву по его официальной службе. Я, однако, удовлетворил просьбу господина Шешени и отложил его отъезд, но отменить командировку нельзя. Так что следует рассчитывать на вашу встречу с Мухиным только в Варшаве. А там вы уже сможете действовать вместе.
Решение приняли так быстро, что Фомичеву и слова не удалось вставить. Он написал записку Шешене: «Я должен уехать сегодня же».
Шешеня написал в ответ: «Разве что завтра — мы должны предупредить окно».
«Окно» — это то место границы, где совершаются переходы. Человек, отвечающий за эти переходы там, непосредственно на границе, должен быть заранее предупрежден о каждом идущем за кордон, иначе он даже не отзовется на пароль. Таково условие конспирации, которое отменить нельзя. Так что Фомичеву пришлось согласиться с необходимостью отложить отъезд на завтра. Пока он еще не знает, что выедет только спустя почти три недели…
Дело в том, что накануне возвращения в Москву Фомичева через границу ушел с очень опасной задачей Григорий Сыроежкин.
После поездки Федорова в Париж прошло довольно много времени, и чекисты не имели никаких подтверждений, что находящиеся за рубежом савинковцы польская разведка продолжают оставаться во власти легенды и что у них не возникло никаких подозрений. А такие подозрения могли, конечно, возникнуть. Пусть даже беспочвенные, все равно они были очень опасны. Польская разведка из обычной профессиональной осторожности должна была предпринять меры для перепроверки данных, которые она получила от Федорова и других.
Подписав в 1920 году Рижский мирный договор, польская военщина не оставила своих захватнических планов в отношении территорий Советского государства. В связи с этим польский генштаб вел активную разведку в России и активно вербовал агентов. Эти агенты и могли оказаться грозной опасностью для операции против Савинкова. Вполне возможно, что такой агент мог действовать в наших военных кругах, и польская разведка могла поручить ему перепроверку материалов, полученных от чекистов.
