Чепуха!
Боб только еще больше запутался, вот и все.
И он развернулся и снова побежал по лужайке.
— Полти! Полти! — взволнованно и испуганно окликал он друга. Он должен был его догнать, непременно должен был. Неужели Полти думает, что возвращается к своему отцу?
И вдруг Боб окончательно заблудился в густых зарослях. И уже не мог понять, в какой стороне дом лекаря. Он где-то неправильно повернул, а где верный поворот, не мог сообразить. Думал он об одном: о том, что в это самое время в одной из чистеньких комнаток дома лекаря происходит драка, что Полти опять бьют… Кровь стучала в висках у Боба, солнечные блики слепили его глаза. Он побежал обратно.
Но куда, куда же бежать? Переулок раздваивался. В ту сторону? Или в другую?
— Привет, дружище!
Это был Полти. Он весело ухмылялся.
— Полти, не ходи туда. — Длинные пальцы Боба сжали руку друга.
— Дружище, а теперь-то ты о чем толкуешь, не пойму? — Полти стряхнул с рукава руку Боба и, насвистывая, зашагал к деревне. Развилка осталась позади.
— Ты туда не пойдешь?
— Куда? Я побывал у моего отца. Такой добряк. Он мне преподнес маленький подарочек.
Вид у Полти был самый что ни на есть довольный.
— Подарочек? — ошеломленно проговорил Боб. — Какой подарочек?
Полти был готов рассмеяться над другом. Его пухлые пальцы тут же скользнули в боковой карман великолепного жилета. «Подарочек» мелькнул перед глазами у Боба и тут же снова исчез в кармане.
Боб ничего не понял. Это же… Это ничто! Маленькая бутылочка с темной вязкой жидкостью.
— Чернила?!
Тут уж Полти расхохотался:
— Не-е-ет! Это лекарство, дружок. Такое лекарство, от которого нам всем будет куда как лучше!
ГЛАВА 34
ПРОРОЧЕСТВО
— Госпожа…
— Спасибо, Стефель,
На Умбекке был самый лучший чепец, в руках у нее была корзинка. Наверное, позволив старику кучеру подать себе руку и помочь сойти с повозки, Умбекка представила себя женщиной более благородной, созданной для другой жизни. О да… Камердинер-оборванец, он же кучер, мог бы быть щегольским ливрейным лакеем, а потрепанная повозка — шикарной каретой.
— Стефель, — крикнула Умбекка вслед тронувшейся с места повозке, — ты не пойдешь в «Ленивого тигра», я надеюсь?
— Н-но, пошла! — прикрикнул старик на старую кобылку.
— Хмф, — фыркнула и улыбнулась Умбекка.
Джем волновался. Он самостоятельно спустился с повозки и теперь, опираясь на костыль, с любопытством разглядывал тенистую аллею. Сейчас, в жаркий день, аллея была безлюдна. Дорожка вилась между развесистыми вязами и уводила от деревенской лужайки — туда, где, по словам тетки, располагалась проповедницкая. Туда они как раз сегодня и отправились.
— Тетя, — спросил мальчик, как только они тронулись с места, — а что такое проповедницкая?
Этот вопрос он задавал не впервые. Тетя улыбнулась:
— Такой большой дом.
— Большой — как замок?
— Самый большой дом в деревне.
— Но почему?
Это была игра.
— Потому что это очень важное место, — торжественно отвечала Умбекка, но тут же поправила себя: — Потому что когда-то это было очень важное место.
Сквозь тенистые кроны вязов пробивались солнечные лучи. Тропинка была неровная, пыльная, вся в ямках и бороздах. Между разбросанными там и сям острыми камнями пышно разрослись сорняки.
— Тебе не тяжело идти, Джем?
— Нет-нет! — горячо возразил юноша. А сам чуть не падал.
Прогулки — это придумала Эла, и спутницей Джема на прогулках должна была стать она. Собственно говоря, они и начали гулять вместе. Долгим сезоном Короса, закутанные в теплые шубы, Джем с матерью подолгу бродили по коридорам главной башни. Они мечтали о том времени, когда стает снег и можно будет гулять по галереям и переходам внутреннего двора. Но когда это время настало, спутницей Джема стала тетка Умбекка. Она же сопровождала Джема сегодня, торжественно вышагивая под палящим солнцем.
— Джем! Мы с тобой непременно окрепнем! — сказала Эла и, улыбаясь, сжала руку сына.
Но сама она все еще была очень слаба,
— А когда мама поправится? — спросил Джем, осторожно переставляя костыли так, чтобы не угодить в глубокие борозды.
Умбекка, как обычно, напустила на себя торжественно-скорбный вид.
— О Джем, кто это может знать…
— Никто не знает? Пауза.
— Досточтимый Воксвелл…
Джем развернулся к тетке, в порыве гнева выкрикнул:
— Нет! Вы ему не верите!
— О нет, Джем! — испуганно отозвалась Умбекка, и на её жирной физиономии отразился неподдельный страх. — Когда-то, когда-то… но не будем говорить об этом несчастном человеке. Какой нынче чудесный день, Джем, правда?
— Чудесный, правда. Вот бы мама была с нами…
Джем не стал продолжать.
— Бедняжка Джем, — сказала тетка немного погодя, когда юноша остановился, чтобы отдышаться и передохнуть. Пухлая рука Умбекки погладила черные волосы Джема. — Твоя мать больна, но она крепится, держится изо всех сил, я знаю.
— Знаю, — эхом отозвался Джем. — Знаю.
Эла на самом деле крепилась и держалась изо всех сил. В ночь безумия досточтимого Воксвелла, когда, в конце концов, служанка отвела Элу в её покои и уложила в постель, все думали, что Эла потеряет сознание и уже не оправится от пережитого потрясения. Но перед тем как уснуть, Эла совершила дикий, совершенно неожиданный поступок.
— Леди Эла, ваше лекарство!
Бутылочка темного стекла пролетела по комнате, ударилась о камин и разлетелась на множество осколков.
Той ночью Эла спала спокойно. Потом ночь за ночью она лежала без сна, тяжело дыша и обливаясь холодным потом. Лежала и смотрела на камин, где догорали угли, мерцали и переливались призрачные огни. Как бы ей хотелось снова погрузиться в забытье! Яркость, свет дня казались Эле какими-то хрупкими, готовыми в любое мгновение разбиться, словно лед. «Сегодня теплее, как тебе кажется?» — говорила Умбекка, но Эла только ежилась, пожимала плечами и молчала. Измученная, усталая, она садилась у огня, обнимала себя руками, играла прядями волос. Время от времени руки и ноги Элы непроизвольно дергались.
Клик-клик, клик-клик, — звякали вязальные спицы её тетки.
— Поешь чего-нибудь, племянница. Пирожные необыкновенно вкусны.
Но Эла не могла ничего есть.
— Я пошлю за досточтимым Воксвеллом! — выпалила Умбекка как-то раз, когда Эла упала на пол и не могла подняться.
