Поскольку мне казалось, что чем человек самостоятельнее, тем
уверенней в жизни он себя чувствует, наш ребенок в годик и 5 месяцев уже сам
одевался, в два с половиной отлично плавал (и под водой тоже), в четыре бегло читал,
в пять знал сложение и вычитание до ста, а в шесть полагал, что он умнее всех
нас, вместе взятых.
Кроме бабушки.
Потому что до сих пор все ею восторгаются. И она с
удовольствием рассказывает об этом внуку.
К моим фотографиям во всех журналах Антон относился очень
спокойно. Он только спросил:
– А почему?
Я ответила, пытаясь говорить важно и многозначительно:
– Потому что я – писатель.
Он понимающе кивнул головой.
А потом однажды, увидев на обложке фотографию
стаффордширского терьера, поинтересовался:
– А эта собачка тоже писатель?
Воспитательница (высокие каблуки и тоже завилась как улитка,
но по сравнению со мной более крупная: було, каких подают в ресторане
«Паризьен») улыбнулась мне, сказала:
– Замечательный мальчик. Я сказала:
– Спасибо.
И зазвонил телефон.
Марина Сми.
– Ты видела «Экспресс-газету»? Вот ужас!
В «Экспресс-газете» написано, что свой первый аборт я
сделала в 14 лет, что моя мама – алкоголичка. А мой папа живет с соседкой. Что
мой муж меня бросил потому, что я – наркоманка и он устал с этим бороться. Что
мои соседи ненавидят меня, а моим подругам детства (размытые фотографии
каких-то прыщавых школьниц) за меня стыдно.
Здесь же – моя, не самая лучшая (честно говоря, хуже этой я
не видела ни до, ни после этой публикации) фотография, а также фотография моих
родителей. Снято где-то у них во дворе. Папа идет, нагруженный сумками, а мама
с открытым ртом. Как будто кричит. Лицо перекошено.
Я даже не смогла прочитать статью до конца.
Сначала успокоилась, вытерла слезы. Завела машину.
Дочитала.
Журналистка позвонила моему представителю в издательство, а
она (коротко стриженная девчушка, которая занималась моими связями с
общественностью) ответила, что «не хочет копаться в моем грязном белье».
Стараясь не рыдать, звоню издателю. Ору:
– Да как она могла?! Что значит «в грязном белье»?! Она
должна была сказать, что все это чушь! Какая мама – алкоголичка?! Ты вообще
читал это? Я там аборт сделала в 14 лет!! Успокойся? Как мне успокоиться?
Почему она не возмутилась? Почему она не прокомментировала? Да я плакала, когда
читала это!
Он извинялся и говорил, что коротко стриженную девчушку
уволит. И правда, уволил.
– Ты, кстати, собираешься подписывать договор на
следующие книги?
– Собираюсь.
– Собирайся поскорей. Если ты хочешь, чтобы мы серьезно
занимались твоим имиджем и вообще твоим брендом.
– Я и вижу, как вы занимаетесь…
Я немного успокоилась. Главное, чтобы эта газета не попала
на глаза маме. Я уже слышала сирену «скорой помощи» и чувствовала запах
валерьянки.
– Подписывай договор. Это в твоих интересах.
– Почему? Я же еще не написала вторую книгу.
– Потому что тебе есть что терять. А когда человеку
есть что терять – он уязвим.
– Что ты имеешь в виду?
– Книги – это такой же бизнес, как и все остальные. Не
хочу тебя пугать, но ведь кто-нибудь может вынудить тебя подписать договор.
Книжек на пять. И не самый для тебя выгодный…
– Ох, прямо «Коза ностра»…
– Как везде.
– Я попрошу приятельницу стать моим PR-директором.
– Но будь с нами на связи.
– Okay.
У моей мамы всего одна подруга, и она сейчас в Болгарии. А
кроме нее, сообщить маме об этом пасквиле некому. Господи! Пусть она никогда не
прочитает этого!
Звонок. Рингтон из «Kill Bill». Откуда мой телефон берет все
эти мелодии?
– Я представитель Клаудио Могелли в Москве. Мы бы
хотели с вами встретиться, у нас есть для вас очень интересное предложение.
– Да? Какое? – Когда я отвечала на звонок, мое
«алло» было из третьей категории.
– Совместный бизнес. Сумки, которые мы
производим, – это эксклюзивные модели из крокодиловой кожи, рассчитанные
на представителей элитного класса. Вам это было бы интересно?
– Вы хотите, чтобы я рекламировала их?
– Не то, чтобы рекламировали… Но вы бы их продавали
своим знакомым и получали бы процент от прибыли.
– Нет, извините, наверное, нет.
– Я думаю, лучше встретиться. Через неделю сам господин
Могелли будет в Москве…
– У меня высветился ваш номер. Я позвоню.
– Когда?
– Извините, у меня совсем нет времени…
– Но…
– До свидания, спасибо.
Интервью для французского журнала «Paris Match».
– Чего вам не хватает из детства?
Мы сидим в ресторане «Веранда». Я, дающая интервью на
«Веранде», такой же привычный предмет интерьера, как и эти деревянные, шикарно
обшарпанные столы, это дерево, из-под и сквозь, этот буфет и этот холодильник с
вареной колбасой.
Улыбаюсь. Сбоку меня фотографируют.
– Ощущения начала пути.
Хочется затевать новые проекты, ударяться в какие-то
авантюры.
Новые планы – новая жизнь.
– Вы пишете про богатых людей в России?
– Пожалуйста, не верьте в то, что лежит на поверхности.
Переводчик переводит.
Журналист – лет 50, красные джинсы – улыбается:
– О! Я думаю, ваша книга о том, как обесценена
человеческая жизнь.-
Вздыхаю.
Регина согласилась быть моим директором по рекламе. Вроде ее
новый молодой человек (тьфу-тьфу-тьфу, все сначала втираются в доверие) не
имеет ничего против ее подруг.
Больше не буду сама отвечать на звонки.
Да здравствует личная жизнь!
Мы лежали в маленькой комнате загородной гостиницы.
Мы смотрели в потолок, но видели сразу все четыре стены.
– Мы как спички, – сказала я, – в спичечной
коробке.
– Спичка-мальчик и спичка-девочка, – сказал он.
И не надо нас доставать отсюда. Мы молчали и не двигались.
Малейшее трение вызывало пожар. А за окном улицы дрожали в ознобе, чихали и
прятались в воротники.
