Мы приехали с ней к Черновым.
Ляля долго рассматривала фотографию черновского сына:
смуглого, кудрявого в мелкий бес, любителя американских фильмов, травки и
спортивных автомобилей.
– Ничего себе: голубые глаза! – воскликнула Ляля,
и Чернова польщенно кивнула.
– А толку-то? Лучше бы в голове что-нибудь было. Из
всех университетов повыгоняли, отец уже скоро плюнет на него.
– Есть что-нибудь вкусненькое? – Лялька открыла
холодильник так, как будто была своим человеком в этом доме.
Чернова неодобрительно покосилась на нее
– Вряд ли.
– А давайте в «Марио» пойдем! Так хочется чего-нибудь
такого… вкусненького.
– Я буду пасту, – радостно согласилась я. – У
них там есть фиделлини с камчатским крабом, супер!
Лялька заказала филе «Россини» с утиной печенью и черным
трюфелем.
– Давай бизнес делать? – предложила она. – Ты
у нас уже бренд, так что с пиаром проблем не будет.
Вино всегда заказывала Чернова. И жалеть об этом нам еще ни
разу не приходилось. Способность разбираться в вине, умение подобрать его к
конкретному блюду так, чтобы подчеркнуть вкус и того и другого, – это так
же, как стиль или чувство такта: или оно есть, или его нет.
У Черновой все это было.
Мы пили «Giorgio Primo Chianti Classico DOC CG» 2002 года от
Fattoria la Massa.
– А какой бизнес? – поинтересовалась я. Просто
так, чтобы поддержать разговор.
– Девочки, вы оценили вино? – обиделась
Чернова. – Элтон Джон заказывал его для своей вечеринки после «Оскара».
– Круто, – согласилась Лялька. – Можно делать
одежду.
– Да ну, все делают одежду. – Я подозвала
официанта и попросила еще воды. – Мой доктор говорит, что надо пить воду,
если пьешь алкоголь. Для сосудов.
– А мы будем мужскую! Тебе мужчины в чем
нравятся? – Она разглядывала официанта.
Официанты в «Марио» одеты очень элегантно. И очень галантно
улыбаются посетительницам.
Только официанты умеют так галантно улыбаться. Но не все. И
не везде.
В «Марио» на Рублевке умеют.
– Мне нравятся мужчины в дорогих костюмах, –
сказала Чернова. – Особенно надетых на голое тело.
– Ты имеешь в виду латиноамериканских мужчин? –
уточнила Лялька. – Или наших, пузатых, волосатых?
– Давайте еще бутылочку закажем? – предложила я.
– Такого же? – спросил официант.
– Такого же! – закричали мы хором.
– Нужно что-нибудь необычное, для мужчин, –
настаивала Лялька. – И очень простое, типа палочек для ушей.
– Например, суперпалочки для ушей! – предложила
я. – Из чистого золота.
– Нет, наоборот, что-нибудь простое….– Вторая бутылка
кьянти «Giorgio Primo» незаметно заканчивалась. – Как… ну, не знаю…
прокладки! Почему есть прокладки для женщин и нет прокладок для мужчин?
– И мое радостное лицо на рекламе, – резюмировала
я.
Нет, резюмировала Чернова. Она попросила счет.
– Я подписала договор, – сказала я Кате Она сидела
на кровати, окруженная журналами и DVD-дисками.
– Я не могу здесь больше, – сказала моя подруга.
– Я отдала деньги. Надеюсь, все будет хорошо.
– Нет. Хорошо уже не будет.
Перестань. Знаешь, у водителей есть такая примета:
отправляясь в дорогу, они представляют себе, как выглядит конечная точка.
Понимаешь?
Катя задумалась. Скинула на пол журналы.
– А ты представляешь конечную точку?
Я пожала плечами.
– А я представляю. Только она не в фокусе почему-то,
наверное, зрение совсем сядет! – Она рассмеялась, а я облегченно
вздохнула.
– Хорошо выглядишь, – сказала я. – Похудела.
– Еще бы не похудеть! Меня тут трюфелями не кормят!
– А где твой? – Я словно только что заметила
отсутствие в комнате Катиного стриптизера.
– Мой… – Она неопределенно взмахнула рукой.
– Что, поругались? – удивилась я.
– Да ты что? – засмеялась Катя. – Придет он
скоро. Не волнуйся.
Журналисты как с цепи сорвались. На всех первых полосах было
написано про то, что я «заработала свой первый миллион».
– Ч-ч-через по-по-полгода вы до-до-должны сдать мне
в-в-вторую к-к-книжку, – сказала Графиня Вишенка. – А мы
на-на-начинаем PR-компанию в по-по-поддержку вашего б-б-б-ренда. И з-з-знаете
что?
– Что?
Оказывается, миллион долларов запросто умещается в целлофановый
мешок.
– До-до-добавляем че-че-человечности. Ни-ни-никто не
п-п-п-одозревает, что вы ж-ж-женщина и мать. Все ду-ду-думают –
ка-ка-карьеристка и ту-ту-тусовщица.
– Нет, про ребенка я не хочу.
– Но мы уже до-до-договорились с н-н-несколькими обложками
– вы с ребенком. В-в-вдвоем. Улыбаетесь в ка-ка-камеру.
– Нет, я не могу с сыном.
А если маньяк – она? Графиня Вишенка? Не зря у нее на столе
постоянно эта черешня?
– Служба безопасности, которая занимается поимкой
маньяка – меня преследует маньяк, – запрещает мне говорить о ребенке с
журналистами.
Я внимательно смотрю ей в глаза.
– М-м-м-маньяк? – Она слегка приподнимает брови.
– Ага, – киваю я.
– А что он х-х-х-хочет?
– Хочет, чтобы я не притворялась фруктом, если на самом
деле – овощ.
– О-о-о-ригинально, Я вздохнула.
Новый год – особенный праздник.
Если бы я не стала писателем, я бы была Дедом Морозом.
Меня бы ждали в каждом доме, к моему приходу готовились бы и
не обращали никакого внимания на то, что моя борода из ваты.
Никто бы не плакал, когда я уходила, потому что я бы никогда
не уходила навсегда. Я бы всегда возвращалась. Через год. И может быть, даже с
новой бородой. И – в любом случае – с целым мешком подарков.
Я была бы счастливым Дедом Морозом.
Мы склеивали с Антоном игрушки из картона и вешали на елку.
Александр принес золотистый спрей и блестящие нитки.
Мы покрывали все подряд краской из спрея и подавали
«свежеиспеченные» игрушки Александру, который стоял на лестнице и прикреплял их
к самой макушке.
Мы закрасили золотом все конфеты, деревянную вешалку,
игрушечную машинку, плюшевого мишку, маленькую кастрюльку для молока и все
остальные мелкие предметы, которые оказались у нас под рукой.
