Позвонила продюсеру. Уже из дома. Он не ответил. Хам! А мы
из-за него машину разбили.
Марина пошла ловить такси.
Я стояла на крыльце босиком, а земля лежала у моих ног,
словно мертвая.
Сосны врезались в небо, как наточенные кинжалы, и небо
истекало кровью, а я подставляла лицо под теплые капли, и ловила их ртом, и
чувствовала их вкус.
Позвонил телеведущий.
– Привет, – сказал он.
И я снова подумала: «Это только осень».
3
Иногда ершики для унитазов можно увидеть в самых
непредсказуемых местах.
Этот я увидела на «Горбушке», когда покупала диски.
Не знаю, как все остальные, а я очень люблю покупать диски
на «Горбушке». По 150 рублей. И каждый шестой – в подарок.
И еще я люблю покупать ершики для унитазов.
У меня дома довольно много туалетных комнат, в некоторых из
них стоит по два ершика. В некоторых – три.
Этот был сделан в форме сердца, где стрела – сама щетка. Сто
восемьдесят евро.
Дома мама вместе с моим сыном рисовали собаку.
– Посчитай, сколько ног у тебя получилось? – со
смехом спросила мама у Антона, лишь мельком взглянув на меня. Чтобы, не дай
бог, внимание ребенка не переключилось с бабушки («называй меня бабуля») на
маму. Которую ребенок не видел целый день.
– Раз, два, четыре.
– Нет. Посмотри хорошенько.
– Четыре. А это хвост! Ты что, не видишь?
– А это?
– А! А это тросточка!
Бабуля смеется. Судя по всему, скоро дойдет очередь и до
меня.
– Проверено! Четыре ноги! – Антошка замечает маму.
– Проверено! – подхватывает бабуля.
– Проверено гинекологом! – радостно уточняет мой
сын: любитель рекламных роликов и канала «Муз-ТВ».
– Так… а что такое гинеколог? – Бабуля тянется к
толковому словарю: она и меня в детстве приучала смотреть значение непонятных
мне слов в толковом словаре. Этот увесистый том любознательный Антошка иногда
читал и сам, просто так, вместо «Красной Шапочки».
– Гинеколог – это гений, который занимается нашей
экологией, – говорю я.
И обнимаю сына.
Он меня рассматривает, глаза хитрые, все руки в разноцветных
пятнах от фломастеров.
Как в старой сказке печка пекла пироги, так и Антошка печет
улыбки на своем лице. Такие же румяные, такие же теплые.
– Я тебя съем! Я – Серый Волк! – кричу я, и мы
начинаем возню, позабыв о бабушке, и ей это обидно, она направляется к дверям и
оборачивается уже в коридоре:
– Антон! Быстро мыть руки! Посмотри, на кого ты похож!
– Я – Мойдодыр! – кричу я, подталкивая сына к
ванной. – Мой – до – дыр! Мой – до – дыр!
Мне хочется сказать маме, что я соскучилась по своему
ребенку, что мне хочется поиграть с ним, но я сдерживаюсь, потому что знаю, чем
это закончится: обидой, поджатыми губами или, еще хуже, давлением и
валерьянкой.
– Антона надо записать в садик! – говорит
мама. – Он не общается со сверстниками.
– Давай. – Я и сама об этом думала. Даже садик
приглядела. Рядом с домом. «Ромашка».
– Я отведу его, – говорит моя мама, – тебе же
некогда. У тебя журналисты каждый день.
Звоню издателю. Восемь вечера, он где-нибудь ужинает. Не
отвечает.
Отнесла сердце в туалет.
Полюбовалась минутку.
Каким-то бравурным маршем зазвонил телефон.
Мой издатель. Перезванивает.
– Как дела, звезда?
– Я не могу давать семь интервью в день. Я умру.
– По крайней мере, ты умрешь знаменитой.
– Хоть один выходной!
– Не волнуйся, через полгода от тебя все отстанут.
Кстати, я хочу подписать с тобой договор еще на две книги!
– Еще на две книги?
– Думай, ладно? Мне нужен этот договор! Я же деньги в
тебя вкладываю!
Вторая линия.
– Ну, ладно, я перезвоню.
– Пока, звезда!
– Алло.
«Алло» из первой группы. Сегодня во время интервью меня
спросили, чего я боюсь. Я ответила: потерять надежду. Он:
– Привет.
– Привет.
У него слишком большие и смешно оттопыренные уши. Я
рассмотрела их на первом свидании.
Мы встретились сразу после дождя. Громко молились лягушки.
И еще у него всегда такой недоверчиво настороженный взгляд.
Как будто мысленно он говорит: «Так-так-так…»
– Ну, как твои дела?
– Ничего.
Он не звонил два дня. Я не упрекаю его. И изо всех сил
стараюсь говорить так, чтобы в голосе не было обиды.
– Дома?
– Дома.
– Не поедешь в Москву? Разве так приглашают?
– Поеду, наверное.
– Да? А куда?
– Не знаю. Может, поужинаю с Катей. Вообще-то я собиралась
лечь спать.
– Ну, отлично. – Он как будто обрадовался. –
Тогда на связи!
– Okay. – Как будто мне безразлично. Срочно
набираю Катю.
– Пойдем поужинаем?
– Не могу.
– Ну, пожалуйста.
– А что такое?
– Просто… ну, пойдем?
– Ну, пойдем.
Мы мило провели вечер. Катя рассказывала про женский клуб
«Эгоистка». Мужской стриптиз.
– Пошли со мной. Тебе понравится! Там такие
мальчики! – Она как-то гортанно не то засмеялась, не то захрюкала.
Он ухаживал за мной так, как ухаживают друг за другом дети:
дразня и больно дергая за косички.
В 12 ночи я отключила телефон.
В 12.15 включила опять.
Он не позвонил.
Наверное, он звонил в эти пятнадцать минут. Ну зачем я
отключила телефон!
Наверное, он решил, что я не поехала в Москву и легла спать.
Я не поехала в «Эгоистку».
Я легла спать.
– Привет!
Он позвонил в пол-одиннадцатого утра.
– Привет!
– Как дела?
– Ничего.
Он позвонил слишком рано, так что я еще не начала ждать его
звонка. И поэтому голос мой звучал естественно и почти равнодушно.
