ГЛАВА 62
РИТУАЛ
— Он спит.
— Думаешь?
— У него глаза закрыты. Он храпит.
— Вот и Мухоед так валялся.
— Кто-кто?
— Мухоед. Наш кот. У нас дома, в Варле.
Морвен сделал круглые глаза.
— Как «так»? Что значит «он так валялся»?
— Как будто спит. А потом подкрадывался Джарди, Рыжий Джарди, и тогда Мухоед ка-ак прыгнет! И еще ка-ак прыгнет. Да только Джарди всегда успевал улизнуть!
Связанный по рукам и ногам Морвен поерзал, попытался освободить руки. Без толку. Он вздохнул.
— Этот Джарди... Другой кот, да?
— Да нет же! — Крам, похоже, оскорбился. — Какой кот? Крыса! Я ее поймал в амбаре у Райля. Шерсть рыжая вся! В смысле — у крысы, не у Райля, — на всякий случай уточнил Крам и расхохотался. — Знаешь, я так и не понял, откуда он взялся.
— Откуда взялась крыса?
Крама этот вопрос не удивил. В конце концов, крысу не каждый день встретишь.
— Бедняга Джарди! Он был такой игручий, Морви! — У Крама сдавило горло. — А потом он повстречался с Большим Бальбом.
Пауза.
— Так бассета звали, который жил у Райля.
Морвен не выдержал.
— Заткнись, Крам!
— Тс-с-с! Чего разорался? Ты же не хочешь его разбудить?
Морвен изобразил беззвучный вопль. Связаны они были спиной к спине, и все время, пока продолжалась беседа, Морвен являл собой театр одного актера и давал представление, в котором изображал разные степени отчаяния. Пожалуй, если монах, как и кот Мухоед, только притворялся и наблюдал за пленными из-под полуприкрытых век, то он наверняка веселился от души.
Но это навряд ли. Положив голову на поваленное дерево, монах прилежно храпел. Похоже, ему не было никакого дела до пленных синемундирников. По траве вокруг него были разбросаны тщательно обглоданные куриные косточки. Как же презирали пленников разбойники, если оставили их с таким часовым!
— Крам? — со вздохом проговорил Морвен немного погодя.
— Морви?
— Твой кот. Почему его звали Мухоедом?
Крам рассмеялся.
— Ой, Морви, разве я тебе не рассказывал? Он муху съел. Вот потому и назвали. А этого, небось, Каплуном кличут, потому что он курочек кушает.
— Я так не думаю, Крам.
Муха зажужжала над самым ухом Морвена. Вот бы ему уметь шевелить ушами так, как это получалось у Вигглера! Морвен снова рванулся, пытаясь освободиться от пут.
— Морви, ну ты чего? Чего ты так дергаешься-то? Не вздумал же ты бежать?
— Пробую веревки ослабить, — хрипло прошептал Морвен. — Крам, быть может, ты поможешь мне. Или твои смертельные раны так болят, что ты не можешь пошевелиться?
Морвену хотелось думать, что своим сарказмом он уничтожил Крама, убил наповал. Но Крам только поблагодарил друга за участие и заботу и заверил его в том, что беспокоиться совершенно не о чем.
— Не бойся, я не беспокоюсь!
Морвен от стыда покраснел. Надо же было так унижаться, и ради чего! Рана-то у Крама оказалась пустяковой. А он кричал: «Я умираю, Морви, умираю! Дай мне руку!» Пантомимическое представление продолжилось. Если бы монах сейчас увидел Морви, то перед ним предстал бы шедевр мимической выразительности.
Крам расхохотался.
— А знаешь, Джарди так выкручивался, бывало! У меня в руке, когда я кормил его. Я для него всегда приберегал кусочек сыру. Да что там — кусочек! Почти все ему оставлял. Но сначала нужно было сыр под подушкой держать, чтобы он позаплесневел как следует. И знаешь, ему так больше нравилось, честное слово! Морви, вот ты умный. Скажи, почему ему так больше нравилось, как ты думаешь?
Морвен замер.
— Крам! — с волнением прошептал он. — Я одну руку высвободил!
— Чего?
— Одну руку высвободил! Веревка сползла! Понимаешь, что это значит, Крам? Теперь нужно еще совсем немножко поработать, и все.
— Понимаю.
— Что?
— Да у меня-то руки давным-давно свободные, Морви. Дома-то, в Варле, мы сколько раз с Зони Райлем играли в «путаницу». У меня здорово получалось, но у Зони — еще лучше. Бедняга Зони... Я тебе не говорил, что с ним сталось?
Морвен промолчал.
— Хэл, — попросил Джем, — расскажи мне о моем дяде. Они возвращались в лагерь по узкой тропке между кустов.
Бэндо замыкал шествие. Рэггл и Тэггл мчались впереди.
— О Торе? Знаешь, для нас он был, пожалуй, такой же загадкой, как для тебя. Он часто говорил о тебе, о той судьбе, что тебя ожидает.
— Он все знал? Еще тогда, когда я был маленький?
— Он был великим мятежником, но ему было дано очень многое. Что-то он знал, чему-то научился. — Голос Хэла приобрел торжественность. — Он с самого начала был необычайно талантлив. Он не мог пережить измены отца во время Осады Ириона. Это стало для него раной, от которой он не мог оправиться. После того, как это случилось, он решил отречься от отца и от наследства. «Что мне проку, — говаривал он, — быть наследником продажного герцога?» Он отвернулся от своего прошлого и стал скитальцем. Как вышло, что он попал в ваганскую труппу, — этого я не знаю. Знаю только, что некоторое время он был учеником могущественного мага.
— Арлекина из «Серебряных масок»? — спросил Джем.
— Ты с ним знаком?
— Я его видел пару раз. Раджал тоже какое-то время прослужил в «Масках». Арлекин уже стар. Стар и болен. Даже не знаю, добрый он или злой. Сначала мне показалось... нет, не знаю.
— Джем?
— Хэл... А арлекин... ты видел его с тех пор? С тех пор, как казнили моего дядю?
Хэл смутился.
— Я «Масок» вообще ни разу не видел.
— Нет, я не о них...
Джем не договорил. Ну конечно. Он должен был догадаться сам. Хэл не мог видеть арлекина. Мог ли его видеть кто-либо, кроме Джема? Таинственный арлекин являлся Джему только в самые решающие моменты его жизни, только тогда, когда дело касалось его великой миссии. Кем же был арлекин? Призраком Тора? Или какой-то иной таинственной проекцией Тора, живущей, невзирая на смерть тела? Мог бы, интересно, старый арлекин, учитель Тора, объяснить эту загадку?
Джем нахмурился.
— Думаю, мой дядя обладал магическим даром, — сказал он. — И научился он магии у арлекина.
— Думаешь, это была черная магия?
— Хэл?
Хэл объяснять не стал. Как раз в это мгновение они услышали высокий голос среди деревьев. Голос был полон страдания и боли. Джем встревожился, бросил вопросительный взгляд на своих спутников. Хэл улыбнулся. Бэндо, усмехаясь, догнал их и приложил палец к губам.
