Предисловие к первому изданию
Не без робости вступаю я на стезю, когда-то проторенную великим Лесковым, ибо не ощущаю в себе и малой толики того необычайного дарования, которым Бог наделил моего предшественника. Однако же, вполне сознавая свое недостоинство, я вижу и два существенных преимущества моих перед Лесковым.
Первое — наличие священного сана, ведь его "картинки с натуры" — свидетельства стороннего наблюдателя, а мне довелось многое постигнуть на собственном опыте. Второе мое преимущество состоит в том, что двадцатый век явил нам такие "картинки", какие в веке девятнадцатом никому и в самом страшном сне не могли бы присниться.
Я испытываю глубокую признательность многочисленным моим друзьям — и клирикам, и мирянам, без их помощи и поддержки я бы не смог завершить этот труд. Но — увы! — донеслись уже и голоса осуждения, меня обвиняют в поношении Церкви и священства. Впрочем, тут меня утешает и отчасти оправдывает то обстоятельство, что и сам Лесков отнюдь не избежал нападок со стороны лиц, "не распознающих благочестия от святошества". Ханжество старо, как мир, и я, например, убежден, что еще в четвертом веке были люди, которые точно так же осуждали Святителя Иоанна Златоуста, ибо он, перечисляя пороки современных ему клириков, говорил о "гневе, зависти, вражде, клевете, обмане лицемерии, кознях, желании похвал, пристрастии к почестям, низком человекоугодии" и пр. и пр. (Смотри "Слово третье о священстве").
Но — благодарение Богу! — у Православной Церкви всегда было и есть предостаточно истинных чад, которые, с одной стороны, умеют прощать человеческие слабости, а с другой — вслед за Апостолом Павлом и Святым Симеоном Метафрастом твердо верят, что "идеже умножится грех, преизобилует благодать" и что "божественная благодать всегда немощная врачует и оскудевающая восполняет".
В ответ своим критикам я дерзаю повторить слова из письма Н.С.Лескова к И.С.Аксакову: "Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины".
За сим отдаю на суд читателя свои "Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни" — прямое продолжение или, лучше сказать, подражание моим любимым "Мелочам архиерейской жизни".
Свято-Троицкой церкви
села Низкого
смиренный настоятель
священник Михаил Ардов
2 ноября 1990 г.
Предисловие ко второму изданию
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как появились в печати мои "Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни". Как я и предполагал, у книги нашлось предостаточно и врагов и поклонников. Впрочем меня утешает то обстоятельство, что вторых оказалось значительно больше нежели первых.
Неожиданным и приятным сюрпризом явилась для меня публикация небольшой книжицы под названием "Семьдесят семь православных коанов" (М., 1996). Автор ее, скрывшийся под инициалами "С.П.С." — человек весьма наблюдательный и остроумный. Он собрал и напечатал характерные диалоги и рассужедния современных клириков, семинаристов, мирян... Жаль только, что тираж "Коанов" всего триста экземпляров. Но как бы то ни было, я уже не чувствую себя единственным литератором, который осваивает редкостный жанр — церковную юмористику.
Выход в свет моей книги имел своим результатом не только похвальные и ругательные отзывы. Многие читатели стали пополнять мою копилку курьезов, мне сообщают все новые и новые истории, относящиеся к церковному быту. Обилие этого материала и желание отдать его на суд читающей публики побудили меня предпринять второе — дополненное издание "Мелочей архи..., прото... и просто иерейской жизни".
июль 1997 г.
Протоиерей Михаил Ардов,
настоятель храма во имя Царя Мученика Николая II
и всех Новомучеников и Исповедников Российских,
что на Головинском кладбище в Москве
Введение
Любопытен я весьма, что делаешь ты, сочинитель басен, баллад, повестей и романов, не усматривая в жизни, тебя окружающей, нитей, достойных вплетения в занимательную для чтения баснь твою? Или тебе, исправитель нравов человеческих, и вправду нет никакого дела до той действительной жизни, которою живут люди, а нужны только претексты для празднословных рацей? Ведомо ли тебе, какую жизнь ведет русский поп, сей "ненужный человек", которого, по-твоему, может быть, напрасно призвали, чтобы приветствовать твое рождение, и призовут еще раз, также противу твоей воли, чтобы проводить тебя в могилу? Известно ли тебе, что мизерная жизнь сего попа не скудна, но весьма обильна бедствиями и приключениями, или не думаешь ли ты, что его кутейному сердцу недоступны благородные страсти и что оно не ощущает страданий? Или же ты с своей авторской высоты вовсе и не хочешь удостоить меня, попа, своим вниманием? Или ты мыслишь, что уже и самое время мое прошло и что я уже не нужен стране, тебя и меня родившей и воспитавшей... О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден стал, задохнувшися.
Н.Лесков. Соборяне;
Век минувший
Век минувший Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своей старою сказкой.;
Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!
Н.Лесков. Соборяне
Благословясь, начну повествование. И начну его с тех курьезных историй, которые, по крайней мере в части своей, могли бы быть записаны Н.С.Лесковым и составить дополнение к "Мелочам архиерейской жизни" или к "Заметкам неизвестного".
Император Петр I во время одного из своих путешествий повстречал священника, который ехал верхом и с ружьем за плечами. Увидев эту фигуру, царь изумился.
— Отчего ты едешь с ружьем?
— Здесь, Государь, места нехорошие, — отвечал тот, — лихих людей много.
— Но ведь если ты кого-нибудь убьешь, — сказал Петр, — ты уже не сможешь быть попом.
(По каноническим правилам священнослужитель, даже нечаянно впавший в убийство, "низвергается сана".)
— Да, не смогу, — отвечал священник, — но если меня убьют, я не буду уже и человеком, а у меня большая семья...
Петр подивился мужеству и разуму своего собеседника.
А вот подлинный анекдот восемнадцатого века.
На Страстной неделе некий проповедник оговорился и сказал, что Иуда продал Христа не за 30 сребреников, а за 40...
Стоящий в народе купец наклонился к своему приятелю и тихонько промолвил:
