— Богохранимей стране нашей, властем и воинству ея, первоверховному вождю...
Но не успел он произнести имя "первоверховного вождя", как стоящая у амвона женщина завопила на весь храм:
— Не сметь поминать христопродавца! Не сметь!
И она принялась плевать протодиакону в лицо.
Тот опешил, умолк... А она продолжала вопить и плеваться:
— Не сметь!.. Не сметь!.. Не сметь!..
Опомнившись, протодиакон буквально заорал:
— Многая лета-а-а!..
Это подхватил и хор, но они так и не смогли заглушить пронзительный женский крик:
— Не сметь молиться за христопродавца!.. Не сметь!..
Показательна была реакция присутствующих.
Настоятель храма сделался белым, как полотно, а молящиеся стали пятиться от солеи и разбегаться. В дверях началась давка, но по счастию был открыт и боковой выход, так что увечий не было.
Окончилась эта история по тем временам вполне благополучно: женщину объявили сумасшедшей, и даже отец настоятель остался на своей должности.
21 декабря 1949 года "величайшему полководцу всех времен и народов", "корифею всех наук", "луч шему другу чекистов, связистов, детей" и прочая, и прочая, и прочая, И.В.Сталину исполнилось 70 лет. Как и "все прогрессивное человечество", епископат Русской Православной Церкви был вынужден принять участие в этом абсурдном торжестве. В двенадцатом номере журнала Московской Патриархии за сорок девятый год опубликовано льстивое письмо, котоое подписали все тогдашние архиереи. Это поздравление убийце и тирану, пожалуй, самый позорный документ за всю тысячелетнюю историю русского Православия. Для наглядности процитируем самое его начало и конец.
"Глубокочтимый и дорогой Иосиф Виссарионович!
В день Вашего семидесятилетия, когда всенародное чувство любви и благодарности к Вам — Вождю, Учителю и Другу трудящихся — достигло особой силы и подъема, мы, церковные люди, ощущаем нравственную потребность присоединить свой голос к мощному хору поздравлений и выразить Вам те мысли и пожелания, которые составляют особенно драгоценную часть нашего духовного достояния.
Как граждане Великой Советской страны и верные чада своего народа, мы прежде всего чтим подвиг Вашей многоплодной жизни, без остатка отданной борьбе за свободу и счастье людей, и усматриваем в этом подвиге исключительную силу и самоотверженность Вашего духа. Нам особенно дорого то, что в деяниях Ваших, направленных к осуществлению общего блага и справедливости, весь мир видит торжество нравственных начал в противовес злобе, жестокости и угнетению, господствующим в отживающей системе общественных отношений.
.....
И теперь, ощущая на каждом шагу своей церковной и гражданской жизни благие результаты Вашего мудрого государственного руководства, мы не можем таить своих чувств и от лица Русской Православной Церкви приносим Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, в день Вашего семидесятилетия глубокую признательность и, горячо приветствуя Вас с этим знаменательным для всех нас, любящих Вас, днем, молимся об укреплении Ваших сил и шлем Вам молитвенное пожелание многих лет жизни на радость и счастье нашей великой Родины, благословляя Ваш подвиг служения ей и сами вдохновляясь этим подвигом Вашим".
По счастию, "молитвы" и "молитвенное пожелание многих лет жизни" Богом услышаны не были, и спустя три с лишним года — в марте 1953 -го — тиран испустил дух.
Московская Патриархия распорядилась об отправлении по нем панихид во всех церквях. Кое-где людям даже свечи раздавали бесплатно.
Уже в шестидесятых годах у меня произошел об этом примечательный разговор с одним весьма благочестивым человеком, который был гораздо меня старше. Я ему сказал:
— Не знаю... Господь многомилостив, но я не представляю себе, чтобы такому чудовищному грешнику, каким был Сталин, эти предписанные панихиды хоть как-то облегчили посмертную участь. Чтобы они ему хоть сколько-нибудь помогли...
— Что вы! Что вы! — воскликнул он. — Помогли! Еще как помогли!
— То есть это в каком же смысле? — изумился я.
— А как же? Как же? Ведь его, в конце концов, все-таки в земле похоронили... По-человечески... Не то что Ленина, который до сих пор так и лежит земле не преданный...
Свежо предание...
...для нас, духовных, нет защитников.
Н.Лесков. Соборяне
Историкам Церкви принадлежит занятное наблюдение. Еще в античные времена, на заре Христианства, наиболее жестокие и безнравственные кесари, такие как Коммод, были довольно терпимы к Церкви. И наоборот, наиболее блистательные и прославленные современниками, как, например, Траян или Марк Аврелий, были беспощадными гонителями христиан.
Психологически это легко объяснимо. Властолбцу и эгоисту совершенно все равно, какому Богу или какому идолу поклоняется чернь, если она исправно платит подати. Тот же, кто мнит себя благодетелем подданных, а то и всего человечества, требует поклонения самому себе и, не находя его в христианах, пытается всеми средствами отвратить их от веры в "Галилеянина".
В середине двадцатого века мы получили новое доказательство справедливости этого суждения. Чудовищный тиран, убийца миллионов Сталин после войны к Церкви в какой-то мере даже благоволил, а его либеральный преемник Хрущев стал одним из самых злостных гонителей, при нем были закрыты почти все монастыри и несколько тысяч храмов. Хрущев был убежден, что через двадцать лет будет построено "царство небесное" на земле — "торжественно провозглашенный" его партией коммунизм, а христианам там места не предусматривалось. И началось удушение Церкви, которое так или иначе продолжалось и в эпоху Брежнева.
Когда хрущевское гонение стало разворачиваться во всю силу, московские клирики придумали себе некую игру, в которой находили своеобразное утешение. Если в поминальной записке встречалось имя "новопреставленный Никита" (т.е. недавно умерший), тот из священнослужителей, который читал эту записку, возвышал голос и громко, раздельно, на весь храм произносил:
— Но-во-пре-став-лен-но-го Ни-ки-ты!..
На это другой клирик столь же громко откликался:
— Что? Уже?
В эпоху новейшей гласности мне довелось увидеть по телевидению некоторую часть дискуссии о положении Церкви. Некий батюшка весьма кратко и точно определил самую суть наших недавних проблем, он сказал буквально следующее:
— Церковь могла бы существовать и при дискриминационном законодательстве 1929 года. Но беда в том, что это законодательство со стороны властей никогда и нигде не соблюдалось...
Мало того, акты, призванные регулировать отношения Церкви и государства, тщательнейшим образом скрывались от духовенства и верующих. Сборник этих актов и инструкций был издан для служебного пользования — для уполномоченных совета по делам религий и для работников местных советов. (По рукам, однако, ходили копии этого сборника, обладателем одной из них был и автор этих строк.)
