А потом и говорят: "Можно, - говорят, - ему, преступнику, пятьдесят грамм?" - "Нет, - говорят другие, - надо ему сто. А то у него голова болит". Ну, пришлось разрешить. Выпил он это и тут забегал по дому. А они его схватили. "Си-ди! - говорят. - Харю набьем! Тебя, - говорят, - за дело взяли. Ты, - говорят, - стерва. Мы тебе, - говорят, - дали из-за того, что у тебя, сукина сына, голова болит". И все один мат тама, все с матюжками.
"Ну, - я говорю, - нам надо ехать". Мне говорят: "Три уж лошади ждут". Я говорю: "Куда мне три-то?" Говорят" "Надо". Дошли до сельпо. Тама три лошади. Первая - кошелка для меня, для следователя, чтобы ехал, как урядник. Уже все мое высушили, да бабы выгладили. Ну,оделся я, и ботинки сухие. "Но, - говорят, - уже нельзя озером ехать. Надо ехать только гривами, а там далеко".
Сел я в первые сани. Во вторые сани квартальный мой, преступник и возница. В третьи депутат, мужики и сестры его. Депутат на первом месте с возницей рядом. Он ему, преступнику-то, двоюродный. Правит тама всем. "Я, - говорит, - тута хозяин". А всего четыре класса. Деревня. Доехали до Заборочья. Мой возница у магазина стал. "Чего, - говорю, - ты?" - "Тех, - говорит, - подождем". Подъехали. "Тут, - говорят, - будем прощаться". Пошли за водкой. Преступник один, как сурок, в сене сидит. И квартальный сзади высится. У меня - никуда. Вытаскивают они водку и прямо в деревне посреди улицы начинают пить. Подносят мне первый стакан. "Выпей, - говорят, - у нас, - говорят, - иначе нельзя". Жареная рыба тут у них откуда-то взялась. Потом участковому моему подносят. Потом сами. Потом говорят: "Можно, - говорят, - ему пятьдесят грамм?" Пришлось разрешить. Он, преступник, выпил, только крякнул. "Братцы,- говорит, - а ведь меня увозят все дальше и дальше. К тюрьме, - говорит, - к Клязьме". А они ему: "За дело и увозят. Посидишь", - говорят.
Ну, опять и поехали все. Подъехали к Клязьме. Мы с квартальным свистим. На той стороне видят, что милиция. А уж лед идет вовсю. Кричим: "Давайте лодку!" Ну, лодка тут плывет, идет между льдинами. А они все, мужики, его тут целуют. "Прощай, - говорят, - сиди". - "Лет ведь пять тебе дадут". - "И за дело". - "Прощай, - говорят, -Лешка". Ну, тут лодка подплыла.Сели мы: преступник, квартальный и я. Тут я все-таки на него наручники надел. А то - что у него в голове? Сиганет он с лодки. Ему - чего. Я ему говорю: "Си-ди! То-то!" А то ведь он в ледяную воду прыгнет. А лодка идет, качается. Льдины кругом. Тронулась Клязьма-то.
Ну, кое-как доплыли мы до берега. А тама будка. Я в милицию позвонил, и тут же нам машину прислали...И здесь уж он прямехонько в тюрьму... И вот сколько это времени прошло? Значит, вроде день один. Сутки. Точно - сутки...
август 1970 г.
Пастораль
- Хорошо тут на речке лежать да загорать... Ты чего, в отпуске?.. А я вот пасу... Отдыхаешь, значит... Сам с Москвы?.. А ты на турбазу-то ездишь? Не ездишь? Ну, зря... там тебе и танцы, и что хочешь... Я вот сам ездил туда раз семь на мотоцикле... Да не везет мне, никак не везет... У меня уж и жена была, месяца четыре с ней жили... Такая поб...шка попалась, куда там... Ковровская, из Коврова...
Я когда не пас, зимой, там в Коврове в ресторане кочегаром.. А у нее там отец со мной работал. На мотоцикле... На четырнадцать лет была меня моложе... А отец на мотоцикле... Возил там мясо, муку - чего придется, мотоцикл с люлькой... А раз получаем мы с ним вместе получку, купили бутылку. Он и говорит: "Поедем ко мне выпьем". И еще покрышку для мотоциклая у него хотел взять... Он говорит. "Есть у меня покрышка..." Старенькая такая была покрышка... Пять рублей я за нее ему отдал... Ну, сели мы тогда на мотоцикл, поехали. Приезжаем. У него дома жена. Вот он и говорит: "Знакомься, Валентина, мы с ним вместе работаем, кочегаром он у нас в ресторане". Ну, сели, налили, то да се... А потом он и говорит ей: "Давай его на нашей дочке женим. Ведь он холостой, неженатый..." А ее еще, Альки, не было... Она потом пришла. "Она, - говорит, - тебе понравится..." - "Ну, чего, - говорю, - я не против". А тут она приходит, я как поглядел, у меня глаза и разбежались...
Ну; смехом, смехом, выпили эту бутылку... Она только зашла одну рюмку выпила... мы с ним после съездили еще купили... Покрышку я у него тогда взял, отдал пять рублей... Ну, он и говорит ей: "Пойди, Алька, проводи его..." Она и пошла меня провожать... Постояли мы с ней... "Приезжай, - говорю, - к нам, у нас место хорошее". Она говорит "Вот приеду, погляжу". Ну и говорит тут мне: "Дай закурить". Примечаешь? Семнадцать лет, а она уж курит... А она у них - я после узнал - б...а, б...а... Ну, я говорю: "Давай сойдемся, поживем года два, потом распишемся". И вот через неделю приехала она сюда... Поглядела все и говорит "Теперь я за вещами съезжу".
Ну, отец мой ее прописал, на работу ее устроили... Я тогда в Семынях пас... И тут началось... Тут уж она себя показала... Я пасу, я в неделю только три-четыре раза приезжаю домой ночевать... На мотоцикле... "Минск" я тогда взял... А тут у нее и таксисты, и кто хочешь... После уж соседи рассказывали. Подкатывает к дому такси, он посигналит, она выбегает в одном халатишке, только сверток у нее - там бутылка, и покатили в лес, туда к станции...
А со смены придет, поужинает, вроде бы спать пошла на терраску, а сама в окно... А там уж ее ждут... Раз я приехал, гляжу, у нее парень сидит... Ну, она мне говорит, вроде бы он к брату к моему пришел... Ну, я - ничего... А то еще директор школы у настут был, красивый мужчина, высокий... Года с двадцать седьмого, в таких годах... Потом его поймали, он тут с одной молоденькой... Года с пятидесятого, ученица его была... Вот он с ней два года дружил. А сам женат - двое детей... Ну, вот поймали их, его, конечно, от нас убрали... Вот и он тоже... Тоже с моей, с Алькой... Мне потом друг сказал, на пойму они ходили... Обнялись и на пойму... Отодрал он ее там, наверное... А мне чего? Мне не жалко, раз уж все ее... Я на него не обижаюсь... И в Ковров она все ездила вроде бы на день, на выходной... А сама два, три дня... На...... там досыта, приезжает... Я говорю: "Давай вместе в Ковров съездим". - "Нет, - говорит, - с тобой не поеду. Тебя, - говорит, - моя мать зовет. Поезжай к ней сам, а я с тобой не поеду..." Примечаешь? И отношение тут у нее ко мне плохое стало. Прямо ужасное отношение... Ложимся спать, а она мне: "Пошел ты на х..." Или там - к матери... Букарашек я на ней раза два ловил... И так-то ленивая по дому была. Редко-редко когда пол подотрет или по воду сходит, а так ничего не делала... Я уж и не жалел, когда она вещи собрала да и совсем уехала... Какая это жизнь? Вот говорят женщины, женщины... А я так скажу: другая женщина есть хуже мужчины...
Вот уж этот год, я уж тут пас, ко мне тоже из Коврова одна ездила...Полная такая... Ездила ко мне... А тут один мужик мне по пьянке говорит... "Я, говорит, - на работу лесом шел, и она тут шла... Ну, я с ней сговорился, сошли мы с дороги... "Я после у него трезвого переспросил... "Точно, - говорит, - было". Я и сказал ей: "Не езди ты ко мне больше". Ну, чего ей надо? Она и там в Коврове б....., и ко мне сюда ездит, и тут глядит, кому бы подвернуть?
Или вот Алька моя... Высокая, полная - у тебя б глаза разбежались... Ей семнадцать лет, а у нее...... Я с ней ничего и не чувствовал... А вот была у меня еще женщина, здесь живет... Старше меня лет на девять... С двадцать восьмого года... В таких годах... Килограмм была на девяносто... Высокая, мясистая, жирная... Вот с ней-то мне больно хорошо было... Лет восемь я с ней дружил... И еще в Коврове, как я в ресторане работал, была у меня одна Зоя... Тоже я с ней дружил... Лет на одиннадцать меня моложе, в таких годах... Черная была такая - мать у нее еврейка... Полная... Дружили мы с ней... Я и говорю ей: "Давай сойдемся, будем жить". И комната у ней была... "Нет, - говорит, - чтоб сойтись, ты для меня уже старый. Так дружить еще подходящий".
