Марина погладила его по щеке, как ласкают бездомную собаку, жалостливо, но брезгливо, она почувствовала, как его передёрнуло от этого прикосновения.
— Зачем ты так?
— Я же ничего не обещала.
— Знаю, но в этом уже было обещание. Ты была рядом и не гнала. А сейчас гонишь.
— Я?
— Посмотри на себя, ты вся светишься от счастья. Ты влюбилась?
Марина промолчала.
— А я? Я так любил тебя!
— Так не бывает. Ты бы умер.
— Разве это жизнь?
— Владлен, я не могу пожертвовать собой, не будь мальчишкой!
— Мне нужна любовь, которая обрушивает, уничтожает, когда ты весь горишь и не сгораешь!
— Ты меня пугаешь! — Марина в нетерпении сделала шаг по направлению к ателье.
— Почему ты меня не любишь?
— Да потому, что не люблю! Понимаешь?! — вдруг крикнула она.
— Я хочу быть твоим мужем! — тоже крикнул он.
— Будешь, но для другой, а мы на это не имеем право. Между нами всё раз и навсегда кончилось.
— Встретила?
— Да.
— Это непреодолимо?
— Нет.
Она смотрела на него выжидательно, в голубом цвете её глаз притаился страх. Владлен протянул руку, Марина отстранилась.
— Я даже готова продать своё ателье.
— О чём ты?
— Я могу вернуть деньги прямо сейчас. Я их ещё не успела отвезти в банк.
— Такой безответственной можешь быть только ты! Деньги мне не нужны. Погуляй со мной?
— Не могу, мне надо работать.
— Погуляй, и я больше тебя не побеспокою.
Они долго бродили по московским улицам, и город звал их тоскою. Всё как будто выцвело и побледнело. Людей не было, и только их фигуры с ветром разбитыми волосами, с бесшумными волосами были похожи на двух вечных странников. Внутреннее беспокойство, крошащееся мозаикой незнакомых лиц, быстротечных событий, заставляло их идти всё дальше и дальше. Ветер вымывал их мысли, песок засыпал пустотой глаза, всё было затянуто блеклым светом, и хотелось найти в природе хоть что-то яркое, дарящее надежду.
И вдруг выглянуло солнце, застучали барабаны, затрубили трубы, всё стало затопленным золотом без примеси серого. В плохую погоду время течёт медленнее, завязая во влажности, а тут секунды заскакали солнечными зайцами. Марина не выдержала и сказала:
— Разве я тебе что-то должна, кроме денег?
— Нет. Но не бабье это дело — воевать с ветряными мельницами, всё равно не победишь.
— Кто дал тебе право говорить, что я чего-то не могу?
— Ты — женщина. Назови мне хоть одну женщину-гения. Их нет. И быть не может. Талантливых-то мало, а гениев нет. Мужчины живут в духе.
— А женщины? — с вызовом сказала она.
— В теле. Ваша самая главная задача — рожать детей и поднимать их. Но тебя, Марина, не остановить! Ты присуждена своим чёртовым характером к своей чёртовой жизни! — Он схватил её за руку. — Ты, Марина, буря. Ты — разрушитель. Ты мучишь и губишь… И себя губишь. Я не знаю, зачем я тебя встретил. Ты, ты… заболевание, неизлечимое, протяжное во всю жизнь… вирус… против тебя надо делать прививки. И ещё у тебя нет мужества признать, что ты женщина!
— У меня вообще нет мужества. Я женщина! А есть только необходимость. На моём пути мужчины попадались, что деревья без корней. — Марина вырвала руку. — Мне больно, и хватит пороть чушь!
Марина ушла. Владлен остался один, его ноги налились свинцом, и было стыдно, второй раз эта глупая баба ускользает от него, бросает, когда он болен ею и будет болеть долго, может быть, всю жизнь. Он вдруг понял, что женится на какой-нибудь хорошей женщине со среднестатистическим набором желаний и что в утробе шкафа будет прятать фотографию Марины, скелет несбывшихся надежд.
Глава 19
Ирма сидела в своём маленьком, пахнущем мышами кабинете и вспоминала, как её отчитала ведущая программы, редактором которой она являлась. Существо на тоненьких ногах, с руками-проволоками и выцветшими глазами разговаривал с ней тоном испанского короля. Ирма стукнула кулаком по столу, предметы подпрыгнули, чёрный резиновый член, подаренный Мариной, упал набок. Видите ли, она уже давно не может найти для передачи ничего свежего и неожиданного! Перед глазами Ирмы так и стояло, как руки ведущей ныряли в сумку, копошились там какое-то время, а потом появлялись, держа сигарету. Девушка была бледная, довольно потрёпанная для своего юного возраста, может быть, за счёт рыжих, крашеных волос, которые на экране смотрелись эффектно, а в жизни вульгарно и провинциально.
В конце концов, Ирма нашла фабрику по пошиву детской одежды, там же моделировались и эксклюзивные платья для детей богатеев. Когда после утомительных переговоров с хозяйкой они туда приехали вместе с камерой, светом, расфуфыренной ведущей, то обнаружили огромное количество костюмов жаб, цыплят, даже комбинезон червяка был в наличии. Ведущая предложила обрядить её в подземного жителя, потом хлопнула Ирму по плечу.
— Молодец, что съездила заранее! — разразилась она истерическим хохотом, так что её жёлтые, слабые зубы стали видны до самых дёсен. Ирме захотелось съездить по неопрятному рту, чтобы из него посыпались зубы, но вместо этого она моргала бессмысленными ресницами и не смела возразить дочери хозяина канала. Ведущая схватила прут и отхлестала Ирму по рукам при всей съёмочной группе.
Ирма потёрла руки, кожа до сих пор болела. Она посмотрела на свой рабочий стол и вдруг заметила вибратор, повернула красную кнопку у его основания, чёрный член услужливо ожил и затрепыхался.
Ирма набрала номер телефона.
— Алло! Могу я поговорить с Мариной?
— Нет, не можете, — послышался запыхавшийся женский голос.
— Кто это?
— А это кто?
— Ирма, чёрт бы вас побрал!
— Спасибо, тётя Ирма, это Наташа.
— Наташечка, привет! Как дела, моя золотая? Где твоя сумасшедшая тётка?
— Не знаю. Её ни сегодня, ни вчера не было. К телефону не подходит. Мобильный отключён.
— За неуплату? — почему-то спросила Ирма. — Ладно, пока! Передай, что я звонила.
В кабинет постучали, на пороге появилась девушка с голым пупком, схваченным серебряной скобой. Она то и дело тёрла нос и сжимала челюсти, зрачки расплылись по всему глазу, она походила на голодную сову, высматривающую мышь пожирнее.
— Ирма, пошли пить кофе.
— Ирочка, ты поменяла причёску? Тебе очень хорошо.
— Я не причёску поменяла, а голову вымыла.
— У меня до сих пор руки болят, — жалостливо сказал Ирма.
