Она подставила под ледяную струю лицо, лоб и щёки стало ломить холодом. Полотенце неприятно пахло сыростью. В коридоре послышался шорох, Марина вздрогнула, швырнула полотенце на пол. В дверях ванной стоял Иван. В руке он держал ирисы.
— Я принёс булочки.
— Спасибо.
— Как ты?
— Хорошо.
Иван погладил её по голове.
— Теперь я знаю, какой ты была в детстве. — Он нагнулся, чтобы поднять полотенце.
— Не трогай, оно грязное.
— Я постираю.
— Не надо.
— Мы справимся.
— Да, — не глядя на него, сказала женщина.
— Жизнь сама за нас что-нибудь придумает.
— Ничего она не придумает. Она жестокая и безразличная.
— У-у-у, какая ты! Ты же сама учила меня быть оптимистом!
— Я кончилась!
Он крепко обнял её.
— Замёрзла? Ладно, хватит жалеть себя, пошли готовить завтрак!
Марина жевала булку, и это не доставляло ей никакого удовольствия, тогда как обычно она ела жадно, быстро — смотря на неё, любой человек начинал чувствовать голод. После завтрака Иван повёз Марину в милицию. На полдороге она попросила остановиться, набрала номер телефона, в трубке послышался знакомый, лесной голос Зины.
— Наташа дома?
— Нет.
— А где она?
— Поехала к Инге.
— Как она себя чувствует?
— Кто?
— Инга.
— Не знаю. Наташа не звонила.
— Пока.
— Марина…
— Что? Я опаздываю.
— Ладно, тогда в другой раз.
— Ну, говори.
— Мне нужны деньги.
— Сколько?
— Сто.
— Хорошо.
— Я заеду к тебе в ателье.
— Нет, приезжай в десять домой.
— Так поздно?
— Да, — Марина отключила телефон.
Глава 21
Около входа в ателье собрались швеи, они пришли полчаса назад и ничего не понимали — обычно хозяйка никогда не опаздывала. Марина, осторожно ступая по земле, подошла к ним. Работницы удивлённо разглядывали её, как разглядывают дети красивых женщин, словно обнюхивая их лица.
Марина медленно открыла дверь и впустила людей. За окном повисло серое, лохматое тучами солнце, звуки природы словно тонули во влажности, разлившейся в воздухе. Марина стала всматриваться в лица. На них было одно выражение на всех — недоумение.
Неожиданно женщины с ожесточением посмотрели на хозяйку, потом на Ивана. От этих юрких, острых взглядов мужчина попятился.
— Девушки, случилось несчастье, нас ограбили. Какие-то пальто испорчены, какие-то придётся восстанавливать. Но мы дамы боевые и справимся!
С каждым новым словом Марина овладевала собой, голос наполнялся силой, фигура становилась подтянутой, румянец притекал к щекам. Иван с изумлением смотрел на свою женщину.
И вдруг на пороге Марина увидела Наташу. Девушка вошла и встала посреди подвала. Она озиралась по сторонам, на виске пульсировала вена, лицо вытянулось и походило на морду борзой, и стук её сердца бился в душные стены.
Где-то под потолком пролетела муха Саша, должно быть, сбежала от Веры Петровны.
Вера Петровна сидела у окна и протяжно смотрела на московское солнце, её лицо стало таинственным, черты сделались прозрачными, а голос звучал глубоко в груди, она шевелила сухими губами, отбивая рукой какую-то мелодию, потом вдруг встала, села и опять устремилась на солнце. Ей казалось, что солнечные брызги летят на землю и от этого по жухлой, поседевшей осенью траве бегают чёрные человечки. Вера Петровна гнала от себя тоску и чувствовала, что её семье грозит опасность, она собрала остаток сил и уставилась в небо. Она не знала — услышат её или нет, но её вера и желание объяснить и упросить были огромны, она страдала, заставляла страдать всю свою душу, ибо только страждущие будут услышаны. Тучи сделались тёмными и непроницаемыми, лиловые блики поползли по лицу Веры Петровны, дыхание остановилось, и её душа полетела ввысь, и от этого не было страшно, хотя она не помнила, чтобы за последние семьдесят восемь лет с ней случалось что-либо похожее.
Она летела через что-то густое и насыщенное, её волосы развевались на ветру, а руки больно, до изнеможения сжимались. Она расхохоталась, и всё её существо отдалось эхом этого смеха.
Пунцовыми порывами на неё неслись времена, они старались опрокинуть Веру Петровну, расщепить её смех, чтобы он не врезался в их безмятежное течение. От этого женщина смеялась ещё громче и назло им вспоминала себя разной, и это тянуло вниз и не давало сорваться ввысь. Вере сделалось невыносимо тяжело, до отказа напряглись мышцы.
Неожиданно круговерть остановилась, перед ней появились девять дверей. Сзади надвигалось что-то страшное, гнилое и липкой, у неё задрожали поджилки, от безысходности она толкнула дверь, что была ближе.
За столом сидела жирная женщина, на голове которой росли вместо волос виноградные лозы, а руки были свиными окороками, которыми она неловко держала кубок. Незнакомка протянула его, и Вера припала к бокалу. По телу разлилась нега, потом вдруг стало тревожно и поплыли странные, вывернутые наизнанку цветы, потом птицы с человеческими мордами и ослиными ушами, а потом появилась дебёлая кошка и начала точить когти.
Вера Петровна дёрнула головой и посмотрела на толстуху, щёки которой, словно тесто, удушливо свисали ей на лицо. Толстуха протянула пахучий шмат мяса и ткнула им Веру, а рожа затряслась и оскалилась, кожу разъели тёмные пятна. Запахло мертвечиной, из мяса выползли белые черви. Вера Петровна закричала, и от её крика черви начали расти и набухать, превращаясь в змей. Она кричала и кричала, но не могла пошевелить ни одной частью тела — змеи обвивали её, скользили по нежной коже, лизали розовые груди, а их омерзительное шипение смешивалось с хохотом толстухи. Вера, теряя сознание, собрала оставшиеся силы, глубоко вздохнула, так что ей показалось, что она вся изнутри пропиталась вонью, рванулась…
Запах тухлятины исчез, вместо него из другой двери потянуло дивным ароматом, послышался звон свирели. Вера Петровна почувствовала себя молодой и прекрасной, путы с её ног свалились, она тихо постучала. Ей ответила вкрадчивым пеньем птица. Вера приоткрыла дверь, в комнате лежал белокурый красавец, купавшийся в нежном, персиковом свете. Он легко соскочил с ложа и пошёл к ней навстречу. Юноша был высок, движения мягкие, глаза зелёные. Веру Петровну непреодолимо влекло к нему, он был порочен и зыбок, и это обещало столько мучения и блаженства, она прижалась к юноше щекой, и его тонкий, мускусный запах коснулся и обволок её, начал проникать внутрь, вытесняя вонь тухлятины.
