В вагоне метро напротив неё сидела коричневая старуха, которую она видела около магазина «Волшебная швея». Старуха деловито читала газету и время от времени посматривала на девушку, качая головой в так движения поезда
Света вышла из метро, на улице лил дождь, она шла, и ей слышались какие-то неясные звуки, как в опере, когда оркестр настраивается перед представлением. Она вздрогнула — около урны лежали перья, а под скамьёй сидел белый голубь и человечьими глазами следил за девушкой. Она нагнулась и долго смотрела на птицу, потом быстро побежала.
Марина и Иван ехали по вечернему городу, который светился и брызгал рекламными огнями, вспарывал воздух фарами проезжающих машин. Темнота гудела и злилась, вся разодранная светом. Марина наконец везла деньги в банк. Она держала руку на колене Ивана, а сзади лежала сумка с деньгами — бумажный ключ к их будущей жизни, к красоте, к научным открытиям. Марина улыбнулась и прижалась к плечу Ивана. Он увидел губы, пахнущие нежностью и желанием. Они были близко и звали его…
Весь мир пошёл круговертью, на большой скорости в них въехал «КамАЗ». Огромный, похожий на адский призрак грузовик.
По асфальту разлетелись куриные тушки, шофёр вёз партию окорочков. Коричневая старуха лыжной палкой стала вылавливать птицу и складывать в портфель. По лицу Ивана текла кровь, Марина, отключившись, лежала ничком — последнее, что она слышала, был его крик:
— Марина, ты жива?
Она ничего не могла ответить, грудь давила тяжесть, и она не чувствовала ног, а впереди неслась бесконечная дорога, и летели птицы — белые, большие, с общипанными лапами, о которых увлеченно спорили в парламенте, не имея возможности прийти к общему знаменателю о пользе или вредности куриных окорочков.
Глава 29
Очнулась Марина в больнице, над ней стояла девушка в белом халате — симпатичная, с раскосыми глазами, наружные уголки которых задирались кверху, что делало её лицо немного жестоким и в то же время особенно привлекательным.
«Что?» — спросила Марина одними глазами.
— Всё в порядке. Вы такая красивая!
Марина закрыла глаза, она боялась пошевелиться — вдруг её лицо обезображено, или она не сможет ходить, а может, и то и другое сразу? Медсестра исчезла в дверном проёме. Марина почувствовала, что перед ней стоит кто-то значимый и важный. Она открыла глаза — над ней возвышался тучный мужчина с бойким, как барабанная дробь, лицом и вихрастыми усами, кончики которых были подёрнуты ранней сединой.
— Марина, с вами всё в порядке.
Женщина посмотрела на него — его голос звучал слишком спокойно и доброжелательно, чтобы говорить правду.
— Что? — осторожно спросила она, в горле запершило.
— У вас сломаны обе голени. Нужно некоторое время, чтобы вы встали на ноги.
Марина попробовала оторвать ногу от кровати, она была неподъёмной, но боли она не почувствовала.
— Сколько?
— Месяца два-три.
— Сколько?
— Я сказал — два-три месяца!
— У меня их нет.
— Появятся, — безучастно ответил врач и вышел.
Марине захотелось рахат-лукума и ласки, чтобы Иван надавил на её живот в области пупка, больно схватил запястья. Женщина опустила руку под одеяло, но не выдержала и отдёрнула, заниматься мастурбацией было для неё всё равно что нюхать грязное бельё, а сейчас у Марины не было сил на стыд, хотелось чего-то, на что имеешь право, на узаконенную любовь, на чистоту, она попыталась перевернуться на бок, ничего не вышло. Она лежала и всё спрашивала себя: почему? Почему? Почему опять она?
Через три дня Марина попыталась встать на ноги — упала, она попыталась ещё и ещё раз — упала опять. Мимо проплыли чёрные лошадки и прошёл врач в белом халате, на посмотрел на сидящую на полу женщину.
— Вы уже?
— Я ещё.
— Не надорвитесь, — сказал он и не помог Марине подняться. Женщина заметила, что у него короткопалые руки с синими венами, силящимися продрать кожу, руки человека, который никогда ничего не поймёт, человека, в чьих руках она заточена, загипсована на два-три месяца.
— Ха. Как бы не так! Не впервой, — стукнула она кулаком по железной кровати, пружины от её удара заскрипели, и в эту минуту в палату вошла Наташа в дымчатых очках, похожих на задраенные люки подводной лодки. Она выглядывала из-за букета лилий, Марине показалось, что цветы извиняются за племянницу, женщина застонала.
— Когда же это, чёрт возьми, кончится?
— Что?
— От них голова заболит.
— В коридор поставим.
— А зачем они МНЕ в коридоре?
— Как Иван?
— Ничего.
— Медсестра сказала, что вся сила удара пришлась на него. Шутка ли, выбить головой лобовое стекло. Он своим боком подставлялся, чтобы тебя спасти. Ему ещё повезло — отделался сотрясением мозга. Людей в таких случаях заново перешивают.
— Да уж, я тут видела девушку, так ей это фашист всё лицо перекроил. Глядеть страшно, а до этого она была красавица. Как она будет дальше жить? Может, на работу взять?
— Кем?
— Придумаем.
— Ты сначала сама поправься.
Наташа подошла к Марине и наклонилась. Её волосы цвета скошенных колосьев упали волной, Марине стало щекотно и она громко чихнула. Наташа попыталась поднять её.
— Не сметь!
— Сама? — спросила девушка.
— Дура, тебе нельзя! Позови эту чёртову медсестру.
Наташа выбежала в коридор, он был пустой и гулкий жалобами больных. Медсестры нигде не было. Когда Наташа вернулась, Марина сидела на кровати, теребя лилию.
— Не дождёшься вас! — буркнула она. Её глаза взрывались самодовольной радостью. — Что с деньгами?
— Пропали.
— Я так и знала! — сказала она, пытаясь опять подняться на ноги. — Невезучая я, неудачница!
— Марина, не надо!
— Надо! — Марина рухнула на пол, Наташа рванулась к ней. Тётя отвела её руку.
— Заказ я уже сдала. Марина…
— Ну что?
— Прости меня за всё.
— Отстань.
— Мне так стыдно.
— Кто старое помянет, тому глаз вон. Только не наматывай на меня свои сопли. Хватит плакать, — сказала Марина, пытаясь встать. — Как там эта женщина из «Уютного тепла».
— Всё нормально, мы ей духи купили и букет цветов.
— Каких?
— Роз, — ответила Наташа и не поверила своим глазам, — тётка встала на костыли.
— Я — женщина-победа! — гордо произнесла она и встряхнула белокурыми, слипшимися от грязи волосами. — Вадик как?
