Прилетела Ленка из Милана. Ее сестра.
Приехала мама из Крылатского. С мужем.
По рукам ходило ее письмо. Листок из блокнота на пружинке.
Первые две строчки очень ровно.
«Мамочка, прости меня, пожалуйста. И ты, Леночка, тоже».
Дальше — строчка полетела вверх, буквы как будто непослушно
скакали по бумаге и их собирали в слово. Буквы были разного размера, а
последние вообще печатные.
«Я вас очень люблю. Не думайте обо мне…»
Фраза была, наверное, недописана. Все гадали, какое слово
она хотела написать: «плохо»? Или, может быть, «вообще»? Или: «не правильно».
Каркали вороны.
Ее хоронили в свадебном платье.
Три года назад Машка собралась замуж. Купили платье. А
свадьба не состоялась.
Я подошла к Машкиной маме. Она стояла у могилы с отрешенным
взглядом.
Я улыбалась.
Она посмотрела сквозь меня под землю.
Я готова была от стыда провалиться за эту улыбку, но чем
больше я нервничала, тем улыбка моя становилась шире.
Я могла и хохотать начать.
Это у меня с детства.
Первый раз я растянула рот до ушей, когда у нас в летнем
лагере птенец сдох. С тех пор все время улыбаюсь. Когда другие плачут.
Однажды я расставалась со своим бой-френдом. Он меня предал.
И улыбалась во весь рот.
Хотя готова была рыдать. А он смотрел на мою улыбку и
чувствовал себя ничтожеством. Думал, что мне — все равно. Если бы мне было хоть
чуть-чуть больше все равно, я бы рыдала. И его самолюбие не было бы так задето.
Он мне потом еще несколько лет звонил.
Я немного удивилась, увидев Илью. Кто ему сказал? Наверное,
секретарша.
Здесь он мне уже не показался красавчиком.
Да и одет был не очень. Пришел в черной водолазке в мае
месяце. К чему эта показуха?
Все, наверное, принимали его за родственника. Бедного. Я
подошла к нему.
Он выглядел каким-то испуганным.
— Ну, я поехал. Мы в Реутово живем, — проговорил
он, словно извиняясь.
При чем тут Реутово? Просто хочет побыстрее уехать. А зачем
приезжал тогда?
— А мы на Рублево-Успенском. — Не знаю, зачем я
это сказала? Прозвучало как приговор.
— Никит, как получилось, что вы с Маней вместе что-то
делали? Это агентство? — спросила Ленка.
Я пожала плечами:
— Не знаю.
— Ты видела, что с ней творилось?
— Видела.
— Так почему мне не позвонила? — Ее голос был
полон возмущения. — Почему?
— Мы дружили. Ей бы это не понравилось…
Она посмотрела на меня с ненавистью.
Я хотела сказать ей, что «еще твоя младшая сестра мне
звонила. Ночью. Но я не взяла трубку — боялась, что она попросит денег. А
может, она хотела попросить о помощи!»
Машка умерла в четыре часа утра.
Я заблаговременно отключила свой телефон.
Лена еще раз посмотрела на меня и быстро отошла. Наверное, я
в ее жизни больше не существую. Как и Машка. Она потеряла нас обеих.
Поминки были в Центре международной торговли. Машка терпеть
не могла это место. Говорила — «лоховское».
Я думала об этом и плакала в туалете.
Мертвая — это все равно что «новорожденная». За тебя решают
другие. Просто потому, что не знаешь, как им все объяснить. Просто не можешь
донести до них свои мысли. Только перспектив меньше. Хотя кто это знает?
Я насыпала кокс тонкой струйкой.
«Машка, я тебя люблю».
* * *
Ленка искала друзей своей сестры.
Никто в дружбе с ней не признавался.
Ленка подозревала меня.
Она говорила со мной холодно и с ненавистью.
Один раз мне позвонила Машкина мама. Она рыдала в трубку.
Она кричала, что это мы не уберегли ее девочку.
Мне хотелось стать глухой.
Приходили из милиции. Хорошо, что Артем улетел. Тамара
косилась на меня с подозрением.
Милиция приходила по просьбе Ленки. Выспрашивали.
Подозревали.
— Я не виновата! — однажды закричала я в трубку.
— А я так не думаю, — ответила Ленка.
— Это ты ее бросила! — обвинила я. Хотя на самом
деле так не считала. Виновата была я. Я — ее подруга. Я — ее старше. Машка
умерла из-за меня.
По-моему, милиция тоже так думала.
Как вообще все это могло произойти?
Хочется убежать. Но куда?
Или правильней — от чего?
Хочется стать хорошей. Чтобы подруги не умирали.
Завести новых подруг и начать новую жизнь.
12
Получи: пошел ты со своими деньгами!
Ты сам стал в моей жизни лишь банковским счетом!
Я припарковалась на втором этаже подземной стоянки. Второй
этаж — для сотрудников.
Я в первый раз приехала в наш офис после смерти Машки.
Я медленно шла по коридору, словно тянула время.
Сзади хлопнула дверь. Я обернулась.
Анжела. На высокой шпильке и с розовой сумочкой-кошельком.
— Ужас! — сообщила она вместо приветствия. —
Мало того что мы им компьютер купили, так теперь я еще бумагу должна покупать
для принтера!
Я улыбнулась.
Анжеле легко выбирать себе работу. Никто не откажется от
сотрудников, покупающих компьютеры и бумагу.
— Все! Не начнут платить мне зарплату — уволюсь!
Наша секретарша читала «Менеджера мафии». Я кивнула ей и
прошла в кабинет.
Я думала о Машке. Я как будто ощущала ее присутствие. Сейчас
я толкну дверь, и она окажется там. С очередной телохранительницей.
Мой кабинет оказался битком забит человечками. Они сидели в
креслах, на диване, перемещались по периметру на своих коротких ножках. У них
были очень серьезные глаза. И большие головы. Некоторые из них были похожи на
игрушки Артема.
Лилипуты.
Я аккуратно прикрыла дверь.
— Что это? — спросила я секретаршу.
Она с трудом оторвалась от книги.
— Лилипутки. Вы же хотели. Восемь человек.
— Отлично.
Я вернулась в кабинет.
