Оказывается, история не грустная.
Вероника, зная наверняка, что Игорь за ней следит, устроила
ему театр одного актера.
Она зашла в «Soho» и вышла из него вся в новом.
Продемонстрировав ему, какая она настоящая женщина. Деньги тратит со вкусом и
без сожаления.
Потом она села в машину и поехала в Петровский парк.
Там она долго собирала с земли осенние листья. Потом села на
первую попавшуюся скамейку и просидела на ней целых два часа.
— Я чуть с ума не сошла со скуки, — смеялась
Вероника.
Потом она театрально всплакнула и не менее театрально
выбросила сухие листья. Продемонстрировав, какая она романтическая натура. Но
способная на поступки.
Через несколько часов они помирились.
Через несколько часов они поссорились опять.
— Я уйду от тебя! — закричала Вероника.
— Уходи, — улыбнулся ее муж, — я знаю, где
тебя искать.
— Где? — очень естественно удивилась Вероника.
— На твоей любимой скамейке. В парке, — ответил
Игорь, потупив взгляд.
Вероника хохотала.
— Представляешь, какой идиот!
Я кивнула и налила нам кофе. Davidoff. Банка стильная.
* * *
Мне позвонила свекровь. Она рыдала.
Я доехала до нее за полчаса, пристроившись на Кутузовском за
черным БМВ, мчавшимся с мигалкой по разделительной полосе. Гаишники удивленно
смотрели вслед моему «фольксвагену», а я делала вид, что я машина
сопровождения: ехала не четко сзади, а чуть-чуть сбоку, словно прикрывая БМВ.
Свекровь оказалась в котельной дома. Я искала ее довольно
долго. Среди красных блестящих агрегатов фирмы Buderus, на фоне красных
крашеных стен моя свекровь смотрелась очень органично. Она была в золотистом
шелковом халате. Уверена, надевая его, она четко знала, где пройдет эта
мизансцена.
— Реснички, говоришь? Подружка? — рыдала моя
свекровь.
Через какое-то время я поняла, что у моего свекра есть
любовник.
Не собачка, не девица — любовник.
— Ты представляешь! — возмущалась она сквозь
слезы.
Как будто это могло быть новостью. Как будто ее муж улетел в
космос. Или починил утюг.
Мне очень льстило то, что своим зрителем она выбрала именно
меня. И немного пугало.
— Я с ним про косметику, про наряды, и все вроде
хорошо! Вот, думаю, молодец Никита. Мы правда прям подружки стали, и вдруг это!
— Он сам вам сказал? — осторожно спросила я, не до
конца уверенная в границах ее откровения и не зная толком, могу ли я вообще к
этим границам подходить.
— Да влетел ко мне в спальню, как сумасшедший! Орал
так, что ты бы не поверила!
— Из-за чего?
Котлы периодически вспыхивали и хлюпали.
— Да его кто-то похитил, кому он, на хер, нужен, а он
орет, что это я организовала! Ты представляешь?
Я представляла. Что я беспомощная, самоуверенная, глупая и
напыщенная. Что я вообразила себе, что на что-то способна. Что из-за меня,
возможно, пострадал человек. Что этим человеком могла оказаться я сама. Или мой
ребенок. Стало страшно. Захотелось остаться в этой красной котельной навсегда.
Просить прощения. У свекрови, у всех остальных.
Просто умереть. И пусть никто никогда не произносит моего
имени. Чтобы не было стыдно.
Раствориться в пространстве. Стать невидимой.
Свекровь что-то говорила мне. Ее губы двигались как в
замедленной съемке. Потом поплыли куда-то в сторону, словно были маской для
Хэллоуина, которую сняли с лица.
Я потеряла сознание.
Когда я открыла глаза, я показалась себе вареной морковкой в
красной эмалированной кастрюле. Кружилась голова.
Я попила воды. Интересно, обмороки — это признак возраста?
Или просто давление?
— Мы все знаем, — сообщила Мадам, — не
представляю, как это произошло. Мы следили за домом, но похищение не коснулось
его обитателей.
Я вдруг поняла, что если бы хотели похитить меня, то
обязательно похитили бы. Это уже не шутки.
Любовник позвонил свекру на мобильный два часа назад.
— Тебе нужно отдать им миллион, — сказал он
хриплым испуганным голосом. И добавил: — А то они меня убьют.
— Где ты? — закричал свекор. — Что произошло?
— Меня все время бьют, они… — Телефон разъединился, в
трубке раздались гудки.
Они перезвонили снова минут через двадцать.
— Собирайте деньги. Мы сообщим, когда совершим
обмен. — Голос был торопливым и наглым.
— Дайте мне поговорить с ним! Дайте ему трубку! —
закричал свекор.
— Нет.
Снова раздались гудки.
— Любимый мой! Маленький мой! Где ты? — шептал
свекор, не обращая внимания на свою жену.
Она стояла в дверях, и ее разрывали на части жалость и
ненависть. Части были равными.
— Ты знала! — закричал свекор. — Ты
знала! И ничего не сделала! Никита, ты же сказала ей?
Я кивнула. Они смотрели на меня. На какое-то время я
почувствовала себя персоной VIP в этом доме.
Телефон зазвонил в руках свекра, и он чуть не выронил его от
волнения.
— Алле, — прошептал он в трубку, — скажи мне,
они в масках? Они в масках?… Мальчик…
По его лицу было ясно, что разговор оборван на том конце
телефона.
— У него на глазах повязка, — сообщил он
жене, — это хороший знак.
— Значит, они не собираются его убивать, —
подтвердила моя свекровь.
— Замолчи! — Свекор вскочил с кресла и забегал по
периметру гостиной. — Это я убью тебя! Если это твоих рук дело! Я убью
тебя! Ты поняла, старая стерва?!
Они стояли друг перед другом, и он был похож на взбешенного
мальчишку, только что пережившего уличную драку, а она… Она тонко улыбнулась
одной половинкой рта и, красиво взмахнув рукой, ударила мужа по щеке с таким
видом, словно она гранд-дама, которая отхлестала веером зарвавшегося кавалера.
Кавалер удивился, но виду не подал.
Мы втроем сидели в гостиной, и каждый думал о своем.
Я — о том, что я во всем виновата.
Свекор — о том, как плохо «его мальчику».
Свекровь — о чем думала свекровь? Интересно, хватило у нее
душевных сил на то, чтобы не желать зла любовнику своего мужа в такой ситуации?
— Заявлять нельзя, — сказала свекровь.
— Будем давать деньги, — кивнул свекор. —
Только бы с ним ничего не сделали…
