— Тогда мы с ребенком поедем вдвоем!
Я совершенно не собиралась оставаться на майские праздники в
Москве, абсолютно одна, когда все разъедутся на целых десять дней.
Рома пожал плечами:
— Езжайте.
— Хорошо. На Кипр поедем. А то я Артему же визу никуда
не успею поставить. Его же сфотографировать надо.
— Ага.
— В «Four Seasons».
— Нет, давай в «Аматус». В «Four Seasons» номер будет
$450 в сутки, а в «Аматус» у меня корпоративная скидка. Номер обойдется в $250,
сьют на первом этаже с бассейном.
— Но я хочу в «Four Seasons»!
Я не заставляла его уходить от отца.
— Нет, поедете в «Аматус», и я дам тебе три тысячи с
собой.
— Артем в автоматы больше проиграет, — проворчала
я, просто чтобы его позлить.
— Налей мне чаю.
— У нищих слуг нет.
Я скрасила эту сентенцию лучезарной улыбкой и все-таки
налила чай.
— Завтра Альберт к нам приедет на ужин. Предупреди
Тамару, — попросил Рома.
— Ага.
Альберт был единственным из всех Роминых друзей, кто
согласился вложить свои деньги в новый Ромин бизнес. Что-то там с угольными
шахтами. Причем от него Рома этого ожидал меньше всего.
У Альберта была аллергия на кунжут. В очень опасной форме.
Он мог даже умереть. В бардачке его машины всегда лежал шприц с лекарством — на
всякий случай.
— Не «ага», а сама проследи за продуктами. Никита, это
ж не шутки!
Я ему клятвенно пообещала. И ушла спать, сославшись на
головную боль. Как в анекдотах.
Предварительно выпив снотворное. Имован.
* * *
Мы все собрались у Машки.
Машка была младшей сестрой одной моей приятельницы. Молодая
совсем — лет двадцать.
Или двадцать четыре. Моя приятельница вышла замуж и уехала с
мужем в Милан. А Машка осталась с мамой на Остоженке. Потом мама тоже вышла
замуж и перебралась в Крылатское. А Машка осталась одна. Вернее, с нами со
всеми. И с целой кучей женихов, которые вместе с сестрой способствовали ее
безбедному существованию. Как это полагается в двадцать лет.
Машка каждый раз искренне влюблялась, перевозила к
очередному жениху свои вещи, получала в подарок автомобиль или шопинг в
Третьяковском проезде, помогала ему построить дом или вылечить язву желудка, и
они расходились.
Машку всегда бросали. Потом, через несколько месяцев,
звонили, умоляли вернуться, но она, как правило, была уже в новом романе и
потому мстительно кидала трубку.
Последнему своему молодому человеку Машка помогла избавиться
от наркотической зависимости. Она ему надоела. Сначала зависимость, потом
Машка.
Катя, считая себя старшим Машкиным товарищем, периодически
давала ей какие-то советы. Но Машка никогда к ним не прислушивалась. Считала
Катин опыт неприемлемым для своей юной жизни.
Мы все любили Машку за ее оптимизм и веселый характер.
Моя приятельница иногда звонила мне из Милана и говорила,
что Машка связалась с плохой компанией. Мне казалось, она преувеличивала.
— Я придумала себе бизнес! — объявила Машка после
очередной дорожки.
— Надеюсь, это проституция? — поинтересовался
Антон.
Все девушки любили Антона, и Антон любил всех девушек. Он
был в бежевом трикотажном свитере швами наружу.
— Возьмешь меня в партнеры? — Катя старательно
отрабатывала новую асану со звучным названием «Цветок лилии в последних лучах
заката».
— А что за бизнес? — спросила я ревниво. Потому
что сама не могла ничего придумать уже несколько лет.
Надо тоже напроситься к Машке. Я моментально представила себя
в большом кабинете, за письменным столом, и моя свекровь пришла ко мне как
посетитель. Она ожидала в приемной.
Машка вытянула указательный пальчик в сторону Антона.
— Он не поймет…
Антон удивленно поднял брови.
— …Потому что мужчины не стирают каблуки, когда водят
машину. Особенно если коробка — ручная. Но и автомат тоже.
— Ага, — согласилась Катя, — я помню, у меня
раньше на правой туфле весь задник стирался.
— И у меня тоже, — подтвердила я.
— И у меня. — Антону не хотелось выделяться.
— Не ври, — огрызнулась Машка.
— И что? — Мне не терпелось узнать, в чем,
собственно, бизнес.
— Нужно продавать такие нахлобучки на каблук. Съемные.
И легкие в использовании.
— Здорово. — Я даже слегка позавидовала Машкиной
изобретательности.
— Производство — это всегда хорошо, — подтвердила
Катя. Хотя к ее бизнесу больше подходило слово «потребление».
— Можно делать одноразовые, можно многоразовые. Главное
— найти инженера, который их сконструирует, — объяснила Машка, — все
девушки будут покупать. Особенно кто на «Жигулях» ездит.
— А разве девушки ездят на «Жигулях»? — Антону
нравилось дразнить Машку. — На «Жигулях» ездит мой сантехник. Мы сможем
впарить ему нахлобучку на каблук?
— Маш, придумай мне тоже какой-нибудь бизнес! —
попросила я жалостливо.
— Нахлобучки, в принципе, можно делать на любые
предметы, — рассуждал Антон. — Никита может делать, например,
нахлобучки на нос, у многих он мерзнет. У тебя мерзнет?
— Мерзнет, — призналась Катя.
— Главное, — Антон увлекся, — чтобы они были
съемные. Легким движением руки, придя в ресторан, вы снимаете вашу нахлобучку с
носа…
Хохотали все, кроме Машки. Она с обиженным видом пыталась
повторить за Катей позу йоги. Асану по-научному.
— Разбогатею — за деньгами не приходите, —
проворчала она.
— Без специальной нахлобучки на кошелек не
приходите, — хохотал Антон. — Без нахлобучки, которая одновременно
служит защитой от посторонних глаз и от врагов, если вы катите в трамвайчике…
— Зайчики в трамвайчике, — подхватила Катя.
Уходить не хотелось. Вдруг бы Машка все-таки придумала что-нибудь для меня.
Ведь изобрел же кто-то зубочистки. И одноразовые вилки. И еще целую кучу всего.
* * *
Альберт уже был у нас. Тамара приготовила овощи на
электрическом гриле, телятину маленькими кусочками без всяких специй (я ее
действительно не забыла предупредить), салат «Романо» с тунцом и оливковым
маслом, а на десерт был самодельный торт «Наполеон», который Альберт привез с
рынка в Жуковке, где он снимал дачу.
— Рынок закрыли, — жаловался Альберт, — и
перевели в торговый центр. Тут же, на площади. Но уже не то. Колорит пропал.
Все промаркировано и со штампом санэпидемстанции.
