— Я влюбилась. — Официант подлил мне виски, и я
подошла к Анжеле. В Marc Jacobs она выглядела бесподобно.
— Я тоже, — кивнула моя подруга.
Дениса окружили мужчины, и он лениво рассказывал им что-то
про футбол. Удивительно, но глаза его собеседников почти горели. Это любовь к
футболу или алкоголь? Наверное, и то и другое вместе.
Денису было привычно находиться в центре внимания, и нельзя
сказать, что ему это не нравилось.
Катя оживленно разговаривала с Данилиной.
Я хотела сообщить им, что влюбилась.
Они не давали мне вставить слово.
— Прямо заказывать сны? — восхитилась Катя.
— Да. — Ира просто кивнула. — Над этим мы
сейчас и работаем.
— Все-все-все, что хочешь? — не могла поверить
Катя.
— Ну, пока то, что Schlossberg предлагает.
— А что они предлагают?
— Объясните мне, — попросила я. Я забыла про
Стаса. — Тоже хочу сны заказывать.
— Ирка будет продавать наволочки с рисунком. И то, что
нарисовано на них, будет тебе сниться, — объяснила Катя.
— Здорово. — Я удивилась.
— Есть очень красивая коллекция «Сны в Японии», —
рассказывала Ира так, как будто речь шла о совершенно обыкновенных
вещах, — или «Негреско».
— Это отель в Каннах? — уточнила я.
— Вот! — обрадовалась Катя. — Я бы купила!
Пусть мне снится Лазурный Берег! Там всегда так весело! Но я останавливаюсь в
«Du Cap».
— Я принесу шампанское, — решила я.
Идти не пришлось.
Официант вырос из-под земли как снеговик-боровик в сказке.
Или кто там в сказке из-под земли вырастал?
— Ира, за твой талант! — провозгласила
Катя. — И за то, чтобы наволочки со снами достались всем желающим!
— Но у нас приоритет! — уточнила я. — Мы же
друзья!
— Спасибо, — сказала Ира. И нам с Катей
одновременно захотелось ее поцеловать.
Я закажу себе наволочку с тортом «Наполеон». И как я его ем.
В какой-то момент я поняла, что сижу совсем одна.
Все танцевали, подходили друг к другу, смеялись. Я думала
про Стаса.
Я думала про него каждой клеточкой своего тела, каждым
завитком своего мозга.
Он сразу ответил на мой звонок.
Он говорил, что не может работать, что все время думает обо
мне.
Я хохотала.
Он говорил, что в его жизни это в первый раз.
Я подливала себе виски.
Он говорил, что бешено ревнует меня.
Я строила глазки плечистому охраннику.
Он сказал, что соскучился.
Я уже готова была поехать к нему прямо сейчас.
Сработала давнишняя привычка. Не принимать решений после
приема алкоголя. Особенно решений на сексуальную тему. Надо быть леди — лучше
лишний раз не дать, чем дать лишний раз.
Мы договорились, что он завтра будет звонить.
Снежаннин день рождения приобрел особый смысл.
Я пошла танцевать. С Пузиком. Мы познакомились, когда
одновременно начали отнимать микрофон у «Иванушек Интернешнл».
Снежанна танцевала с Антоном.
* * *
Головная боль наутро была страшной. А еще говорят, что
изумруды обладают лечебными свойствами.
Пенталгин помог, как всегда.
Я позвонила свекрови. Новостей не было. Они не
перезванивали.
Поговорила с Мадам. Сайд заболел. Высокая температура,
кашель.
— Наверное, что-то готовится, — сказала
Мадам. — Он не выходит из своей каморки.
— Не спускайте глаз, — попросила я. —
Пожалуйста.
Я лежала, накрывшись одеялом с головой.
Простым одеялом. Которое не могло защитить меня от
радиоволн.
Оно показалось мне бесполезным и не мягким.
Старым.
И я сама показалась себе старой тоже.
Рембо не отвечал.
Я не жила. Я просто пережидала время.
Мне должен был звонить Стас.
Главное — не думать о таджиках. И о любовнике свекра.
Главное — вообще не думать. Все утрясется само собой.
Как всегда.
И еще все — позавидуют.
И у меня будет молодой любовник. Для этого не обязательно
быть гомосексуалистом.
Вот о чем думать приятно.
Нельзя даром растрачивать космическую энергию, как говорил
жених моей приятельницы Валентины, когда она начинала фантазировать на тему
свадьбы. Надо думать только о хорошем.
Я буду думать о Стасе.
Я закрыла глаза. Теплое солнце бабьего лета грело мои веки.
Я загадала: если он позвонит сейчас, значит, все будет
хорошо. Если буду счастлива я — значит, будут счастливы все. И любовник, и
свекор — все. Если он позвонит сейчас, значит, кто-то там наверху любит меня и
заботится обо мне. А значит, и обо всех, кого я люблю. А может быть, так
предначертано свыше и свекор снова влюбится в свою жену? И они будут
трогательно носить друг другу пледы и грелки?
А потом умрут в один день?
Я бы сама хотела так провести старость. Я попыталась
представить Стаса состарившимся. Ничего не получилось. Перед глазами была
только его улыбка. И его губы.
Я думала о нем, и мне хотелось петь. Громко.
И даже не притворяться, что у меня есть слух.
Хотя это не была любовь.
Я помню, как это бывало, когда я влюблялась.
Мне хотелось, чтобы объект моей любви сходил по мне с ума.
Чтобы он думал обо мне каждую секунду, и чтобы не было для него ничего важнее,
чем мои капризы. Чтобы он замирал, глядя на меня. Чтобы он скупал весь
цветочный рынок и весь цветочный рынок, как прессованная ветчина, умещался в
моей машине. Чтобы я просыпалась оттого, что слышала его голос в телефоне, и
засыпала, слыша его голос в своем сердце.
Ничего этого мне не нужно было от Стаса.
Удивительно, но я просто хотела оказаться с ним в одной
постели. И чтобы мы никуда не спешили. И чтобы занавески были такими плотными,
что ночь могла длиться бесконечно. Когда я думала об этом, мое тело покрывалось
мурашками и кружилась голова. Я была десять, нет, уже одиннадцать лет замужем и
родила ребенка. Ничего подобного со мной раньше не происходило. Как же я жила?
Я хотела заниматься с ним любовью, и желание было таким
огромным, что сердце в бешеном ритме стучалось прямо об кожу. Я хотела быть с
ним, и мне было абсолютно все равно, что будет потом.
