Наверное, так влюбляются мужчины. Своим телом. И если бы
кто-то сказал мне, что в этом меньше романтики, чем в сентиментальных мечтаниях
о свадебном платье, я бы сочувственно рассмеялась в лицо.
Наверное, это называется «страсть».
Я думала о нем, и мне хотелось выть.
Уверена, именно так чувствуют себя животные в брачный
период.
Я вспомнила пса, который у меня был, вспомнила, как он сломя
голову бегал за течными суками, и мне стало его жалко. Потому что не каждый раз
ему удавалось догнать какую-нибудь из них.
Наверное, существует между людьми связь на уровне
какого-нибудь астрала.
Стас позвонил тогда, когда за этот звонок я готова была
отдать всю оставшуюся жизнь. Всю, кроме наступающей ночи.
— Что делаешь? — спросил он, словно мы прожили
вместе сто лет и он мог предвидеть любой вариант ответа.
Поэтому я не сказала то, о чем думала: «Схожу с ума, потому
что хочу тебя».
— Так, ничего. Телевизор смотрю.
— Какие планы?
«Обычные. Хочу переспать с тобой. Даже если потом ты меня
бросишь».
— Не знаю. В принципе, есть хочу.
— Так, может, поужинаем?
«А вдруг он импотент? Или эгоист? Или…»
— Давай.
— На «Веранде»?
«Надену чулки. Нет, тепло. Пошло. Не надену ничего».
— Давай.
— Через час?
Я повесила трубку. Забыла попрощаться. Он понял, что я
согласна? Может, перезвонить?
Я сняла с вешалки свое любимое платье. Сиреневые и желтые
цветы на белом фоне. Luca Luca.
Он онемеет, когда увидит меня в нем. Он перезвонил сам.
— Так я не понял, через час?
— Ну, давай через час.
* * *
Я позвонила Рембо из машины. Отключен. Ну и ладно. У меня
другой наркотик — гормональный. Любовь.
Я зашла на «Веранду», улыбаясь еще от входа.
Стас уже ждал меня.
Официанты с интересом разглядывали его.
С кем это я? И кто он такой?
Мы долго выбирали вино. Потому что все время начинали
говорить о чем-то другом.
Наконец заказали первое попавшееся.
По-моему, Willa Antinori.
Интересно, у него хватит денег, чтобы оплатить счет?
Я заказала кальян. Какую-то еду.
С моего лица не сходила дурацкая улыбка.
С его щек не пропадали ямочки.
Мне казалось, что все на нас смотрят и все все понимают.
Мы трогали друг друга глазами.
Я ощущала его почти физически.
Он болтал какую-то ерунду. Рассуждал про сигары. Мне было
смешно.
Мы оба не притронулись к еде.
Выпили бутылку Willa Antinori.
На следующий день я не смогла вспомнить, о чем мы говорили.
Но мы все время о чем-то говорили.
Иногда я останавливала себя, чтобы дать возможность говорить
ему.
Кальян закончился.
Еду унесли.
Расстаться было невозможно.
— Что будем делать? — несмело спросил он.
Я пожала плечами. Посмотрела на него из-под ресниц. Ответ на
свой вопрос он должен был прочитать у меня в глазах.
— Может, заедем ко мне? — спросил он. Ямочки
исчезли.
Я кивнула. Хорошо, что не пришлось предлагать самой.
Он жил на Кутузовском. Это близко.
Я давно не была в таких грязных подъездах.
Он взял меня за руку. Как в школе. Как маленькую.
Я и сама жила когда-то в таком же подъезде.
* * *
В лифте мы не отрываясь смотрели друг на друга. Мои губы
хотели его губ, и каждый кусочек кожи моего тела хотел его тела. Мы смотрели
друг на друга и тонули в глазах друг друга. Он был так близок, что кружилась
голова.
Мы были как несчастные, замученные жаждой люди, которым дали
кипяток. И они дули на него. Они не пили, обжигаясь. Они держали его в руках, и
от этого их жажда становилась еще мучительней. Но они медленно дули на кипяток,
предчувствуя наслаждение и наслаждаясь этим предчувствием. Какой бы вода ни
оказалась на вкус, это будет вкус удовлетворения.
Лифт открылся. Я смеялась, пока Стас открывал дверь. Он
долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Он приложил палец к моим
губам. Дверь открылась. Свет был или нет? Я не помню.
Одежда — это не то, что нужно в такую ночь.
Жадные губы, нежные пальцы. И совсем иногда — слова, их не
понимаешь, потому что они вообще ничего не значат. Но в то же время они значат
так много!
У каждой ночи есть имя.
Эту ночь звали Страсть.
Капельки пота на висках и бездна, в которую погружаешься
вместе. Держась за руки так, что ногти впиваются в кожу. И нежность.
Всепоглощающая, бездонная, в которой растворяешься настолько, что не чувствуешь
своего тела. Но что может быть важнее своего тела в такую ночь?
Только его тело.
Мы лежали не просто обнявшись. Мы лежали так, как живут
сиамские близнецы — просто не представляя себе, что может быть по-другому.
Вкус его тела был на моих губах.
Его запах впитала моя кожа.
Секс — это как объяснение в любви: всегда приятно. Почти
всегда — по-разному. Зависит от темперамента. Можно ограничиться тремя словами,
можно сложить поэму. Причем три слова от любимого человека заменяют поэму.
— Выходи за меня замуж, — сказал Стас.
— Конечно, — кивнула я.
Мы как будто следовали сценарию. Идеальному сценарию идеальной
ночи.
— Я люблю тебя, — сказал Стас.
Или мне это приснилось? Потому что, когда он сказал это, я
уже спала.
У него был большой коричневый холодильник. Абсолютно пустой.
Только квашеная капуста.
Стас спал. Я хотела есть.
Я села на пол, обхватив банку ногами. Я с удовольствием
доставала пальцами капустные листья.
Сколько лет прошло с тех пор, как мы устраивали такие
пикники с Ромой?
Мы провели с ним тогда вдвоем трое суток.
Не выходя из дома.
Мы съели все, что хранилось в его шкафах.
Я варила макароны, и мы кормили ими друг друга, прямо из
кастрюльки, руками. Мы облизывали друг другу пальцы и губы. Мы жадно разрывали
одну макаронинку зубами с двух сторон.
