— Хочу вас предупредить, — заявила она, —
через полгода я ухожу в декретный отпуск. Чтоб не говорили потом, что я
обманывала. Хотите — сразу увольняйте.
Мы с Анжелой завизжали одновременно. Она довольно улыбалась,
слушая наши поздравления.
— Какой срок? — Я посмотрела на ее абсолютно
плоский живот.
— Пять недель. — Секретарша положила руку на живот
характерным жестом всех беременных.
— Кого хочешь? — Я была так довольна, словно это я
жду ребенка, а не секретарша.
— Мальчика. — Она застенчиво улыбнулась.
Повернулась к Анжеле:
— Футболиста.
— От кого? — настороженно спросила Анжела.
Я почуяла беду, как животные чувствуют приближение грозы.
— От Дениса, — ответила секретарша с вызовом.
Я замерла.
— А… — протянула Анжела. И почти
зевнула: — Ну, так успеешь аборт сделать.
— Нет.
— Да, киска, да! — Анжела подошла к бару, взяла
бутылку вина. Последнюю.
Это была не Анжела. Я смотрела на нее, не в состоянии
отвести взгляд. Я могла ожидать от своей подруги чего угодно: слез, истерики,
бутылка об стену или даже об голову секретарши, но вот такого холодного
спокойствия; такой насмешливой высокомерности…
— Ты ведь знаешь, какая история произошла с
Антоном, — продолжала Анжела, слегка растягивая слова, — только
потому, что он переспал с кем не надо? Хотя, конечно, в тюрьме лесбиянок любят.
Знаешь, как тебя будут называть?
Анжела улыбалась так, словно только что внесли праздничный
торт со свечами.
— Ковырялкой.
Секретарша смотрела на нее исподлобья.
С ненавистью.
— Иди подумай. Только не уходи пока.
Анжела отпустила ее истинно царским жестом.
— Нормально? — произнесла я слово, которое можно
смело употреблять во всех ситуациях.
Анжела уже набирала номер телефона. Лицо ее постепенно
краснело, глаза наливались слезами. Губы трогательно задрожали.
Я приготовилась к сцене ревности.
— Пап, — произнесла она в трубку дрогнувшим
голосом, и я в который раз убедилась в том, что недооценивала свою
подругу, — я хочу умереть!…
Она прерывала рыдания только для того, чтобы обрисовать папе
сложившуюся ситуацию.
— Ну, что? — спросила я, когда Анжела положила
телефон на стол таким жестом, каким в голливудских фильмах кладут руку на
Библию.
— У него какое-то совещание. Но он сейчас приедет
поговорить с ней.
Она была похожа на несчастную обиженную девочку. Бокал в ее
руке казался фарфоровой куклой.
— Ты не будешь звонить Денису? — осторожно
спросила я.
— Зачем? Он сам мне позвонит после футбола. Сейчас
чемпионат какой-то там идет.
Анжела резко вскочила с дивана, как будто была зайчиком на
пружинке. Дернула дверь в приемную. Крикнула, высунув голову:
— Во сколько сегодня футбол заканчивается? — И
после короткой паузы, угрожающе: — Ты меня слышишь? —
Улыбнулась, кивнула. Повернулась ко мне. — Она говорит, в шесть. Значит, с
шести до шести десяти он позвонит.
Приехал Анжелин папа. С интеллигентными охранниками в белых
рубашках. Неинтеллигентные, в зеленых спецухах, остались на улице охранять
вход.
Как-то сразу получилось, что в приемной оказались мы, а они
с секретаршей в моем кабинете.
Через полчаса он по селектору попросил чай.
Мы с Анжелой переглянулись. Решили, что чай понесу я.
Через час они вышли вместе. Ее лицо было зареванным.
Они стремительно прошли мимо нас к выходу. Анжела еле успела
сделать несчастное лицо.
Окруженные охраной, они прошли мимо так быстро, что со
стороны это было похоже на захват заложницы.
Анжела взяла телефон.
— Пап, а вы куда? А… Понятно.
— Куда они? — переспросила я.
— В больницу, — медленно произнесла Анжела.
В шесть ноль шесть позвонил Денис.
— С каким счетом закончился матч? —
поинтересовалась Анжела спокойно и немного игриво. — Отлично. В общем-то,
это все, что я хотела узнать. Кстати, любимый, ты мой номер наизусть знаешь или
он у тебя в телефоне забит?… Нет-нет, не надо учить…
Анжела прошлась по кабинету.
— Поздно. Сотри его и больше не звони. Никогда. Ты еще
спрашиваешь? Потому что твой уровень — это секретарши, официантки, стюардессы и
проститутки. Подумай сам: где ты и где я? Давай.
Анжела села. Я смотрела на нее с восхищением. И с завистью.
— Я думаю, никуда он не денется, — произнесла я.
— Ты не поняла, — сказала Анжела. — Поехали?
Я домой хочу.
25
Я отправилась в турецкую баню гостиницы «Славянская».
Растянувшись на мраморной скамейке, я растворилась в клубах
ароматного пара. Раза три прыгнула в холодную купель. Натерла тело скрабом.
Скраб готовит моя домработница — по особому рецепту: пшено, мед, молоко.
Посмотрела на себя в зеркало и осталась собою довольна. Даже
румянец появился. Немного пококетничала. Как раньше: «Какая я красивая и кому я
такая достанусь?»
Сделала в «Aldo Coppola» маникюр. Выбрала цвет лака,
название которому дать не смогла. Но красиво.
На набережной развернулась через две сплошные, и меня сразу
остановил гаишник.
Осторожно открыла окно, чтобы не смазать лак.
— Документы?
— Возьмите пока 500 рублей. А документы, наверное, в
сумке.
Я ткнула наманикюренным пальцем на свою сумку, черную Tod's.
Гаишник даже не удивился. Взял 500 рублей.
Посмотрел на меня с сожалением и захлопнул дверь.
— Счастливого пути.
Решила, что в следующий раз дам рублей триста. Гаишник
показался мне симпатичным.
Мне вообще все нравилось в этот день. Нирвана. Я слушала мир
вокруг себя и чувствовала себя его частью.
Даже музыка в машине играла негромко. Хотя обычно включена
на полную мощность — звуковая завеса между мной и действительностью.
Я позвонила Роме.
Он продиктовал мне номер рейса. Билеты привезут домой.
* * *
Моя мама принесла странный предмет: зеленую пластмассовую
вазу с длинным узким наконечником.
— Это специально для кладбищ, — объяснила она
довольно, — чтобы в землю вставлять. А то, знаешь, на могилах эти
пластмассовые бутылки под цветы…
