— Спасибо, — поблагодарила я фейка, видя в зеркале бара, как
он сидит у меня в серьге. Оттолкнув в сторону бокал, я потянулась к своей
сумочке, и моя улыбка стала неприлично широкой, когда бармен жестом указал, что
все идет за счет заведения. Чувствуя у себя внутри тепло более сильное и
приятное, чем от спиртного, я соскользнула с табурета и потянула за собой
лепреконшу. Мысли о двери с табличкой, на которой золотыми буквами выведено мое
имя, закрутились у меня в голове. Это была свобода. Свобода!
— Нет! Стой! Погоди! — закричала лепреконша, когда я,
прихватив под мышку сумочку, потянула арестантку к двери. — Желания! Три
желания! Ага? Ты меня отпускаешь, а взамен получаешь три желания.
Я молча схватила ее в охапку и вытолкнула под теплый
дождичек. Айви уже поймала такси и запихнула свою добычу в багажник, чтобы
оставить нам больше места. Принять от преступника три желания было верным
способом попасть под раздачу, но лишь в том случае, если тебя засекут.
— Три желания, говоришь? — сказала я, помогая лепреконше
влезть на заднее сиденье. — Ладно, давай потолкуем.
Глава 2
— Что ты сказала? — спросила я, полуобернувшись на переднем
сиденье, чтобы увидеть Айви. Ритмы скверных стеклоочистителей и славной музыки
отчаянно сражались друг с другом, рождая в результате причудливую смесь воющих
электрогитар и скрипящего по стеклу пластика. Из динамиков гремела песня под
названием «Крик бунтаря». Я с ней соперничать не могла. Вполне правдоподобное
подражание Дженкса Билли Айдолу, пока он крутился в танце с гавайской
танцовщицей на приборной панели, тоже не особенно помогало серьезной беседе. —
Можно мне сделать потише? — спросила я у таксиста.
— Не трожь! Не трожь! — заорал он с каким-то странным
акцентом. Быть может, леса центральной Европы? Слабый мускусный запах выдавал в
шофере вервольфа. Я было потянулась к ручке громкости, но он тут же оторвал
мохнатую лапищу от руля и отбил мою руку в сторону.
Машина вильнула на соседнюю полосу. Все амулеты водилы, судя
по их виду, безнадежно испорченные, заскользили по приборной панели, ссыпаясь
на пол и мне на колени. Цепочка зубчиков чеснока, свисающая с зеркала заднего
вида, ударила меня прямо в глаз. Я аж задохнулась от чесночной вони, пока ее
одолевал аромат картонки в форме дерева, также свисающей с зеркала.
— Скверная девчонка, — бросил мне шофер, резко выворачивая
обратно на свою полосу, отчего я мигом на него навалилась.
— А если я хорошая девочка, — прорычала я, плюхаясь обратно
на сиденье, — можно мне тогда эту музыку приглушить?
Водила ухмыльнулся. Ему недоставало одного переднего зуба.
Будь на то моя воля, ему бы прямо сейчас стало недоставать еще пары-другой.
— Угу, — отозвался он. — Там теперь разговоры пошли. — И
действительно — музыка внезапно пропала, сменяясь стремительной болтовней
ведущего, чей словесный понос звучал куда громче воя электрогитар.
— Слава тебе Господи, — пробормотала я, вырубая радио. И
невольно скривила губы от прикосновения к сальной ручке. Поглазев на кончики
своих пальцев, я вытерла их об амулеты, все еще валяющиеся у меня на коленях.
Ни для чего другого они все равно уже не годились. Шофер так часто лапал эти
амулеты потными ладонями, что соль вконец их загубила. Бросив на него
страдальческий взор, я ссыпала весь этот хлам в обломанный подстаканник.
Затем я снова повернулась к Айви, привольно развалившейся на
заднем сиденье. Заложив одну ладонь себе за голову, другой она не позволяла
своей сове выпасть из заднего бокового окна, пока мы прыгали по ухабам. Фары
встречных машин и время от времени попадавшиеся исправные уличные фонари
высвечивали ее черный силуэт. Темные и немигающие глаза Айви ненадолго
встретились с моими, после чего опять вернулись к боковому окну и густеющей за
ним ночи. Мою кожу защекотала атмосфера ее древней трагедии. Сейчас она не
давила аурой—- она была просто Айви, — однако меня все равно бросало от нее в
дрожь. Интересно, эта женщина вообще когда-нибудь улыбалась?
Моя арестантка вжалась в другой угол, стараясь держаться как
можно дальше от Айви. Зеленые сапожки лепреконши доставали как раз до края
сиденья, и она до жути напоминала одну из тех кукол, которые продают в передаче
«Телемагазин». «Три незначительных выплаты по $49,95 обеспечат вам эту в высшей
степени детальную модель официантки Бекки. Обычно подобные куклы стоят втрое,
даже вчетверо дороже!» Впрочем, глаза этой куклы хитровато поблескивали. Я
лукаво ей подмигнула, и пристальный взгляд Айви тут же переметнулся на
лепреконшу.
Сова мучительно ухнула, когда мы налетели на особенно
скверную колдобину, и раскрыла крылья, чтобы сохранить равновесие. Впрочем, эта
колдобина оказалась последней. Мы переехали через реку и снова оказались в
Огайо. Дальше дорога стала гладкой как стекло, и таксист сбавил скорость.
Похоже, ему теперь приходилось в темпе припоминать, зачем вообще нужны дорожные
знаки.
Отняв руку от совы, Айви пробежала пальцами по своим длинным
волосам.
— Я сказала: «Раньше ты никогда не садилась со мной
прокатиться». Что у тебя на уме?
— Ах, да. — Я непринужденно набросила руку на спинку
сиденья. — Ты, случайно, не знаешь, где я могу снять дешевую квартиру. Может, в
Низинах?
Айви в упор на меня посмотрела. Идеальный овал ее лица
казался совсем бледным в свете уличных фонарей. Теперь огни горели на каждом
углу, и света было почти как днем. Ну и параноики эти нормалы. Впрочем, не то
чтобы я их очень винила.
— Ты переезжаешь в Низины? — спросила Айви с недоуменным
выражением на лице.
Видя это выражение, я не могла не улыбнуться.
— Нет. Просто увольняюсь из ВБ.
Мое заявление в высшей степени Айви заинтересовало. Это я
смогла понять по тому, как она вздрогнула. Дженкс прекратил свои пляски с
крошечной фигуркой на прибор-, ной панели и молча на меня воззрился.
— Ты не можешь разорвать свой контракт с ВБ, — сказала Айви.
Затем она взглянула на лепреконшу, и та в ответ засияла улыбкой. — Ты ведь не
собираешься...
— Что? Нарушить закон? — беспечно отозвалась я. — Я слишком
хороша, чтобы мне требовалось нарушать закон. Но я ничего не смогу поделать,
если она не та лепреконша, что нахимичила с радугой, — добавила я, не чувствуя
за собой ни капли вины. Мое начальство в ВБ предельно ясно дало мне понять, что
ему больше не требуются мои услуги. Что же мне теперь оставалось делать?
Перевернуться кверху брюхом и лизать кому-нибудь... гм, рыло?
— Канцелярская работа, — вмешался таксист, чей выговор вдруг
стал таким же гладким, как лежащая впереди дорога, когда он резко перешел на
манеры, необходимые для получения и сохранения платы за проезд по эту сторону
реки. — Избавляешься от канцелярской работы. Так все время случается. Кажется,
у меня где-то здесь было признание Ринна Кормеля. Осталось еще с тех времен,
когда мой отец во время Поворота адвокатов из карантина в суды перевозил.
