Она не заметила, как пролетел час.
Не успела окончиться служба, Карпо кивнул на два темнеющих входа слева и справа от небольшого амфитеатра с трибуной.
– Это вход в тоннель, – принялся нашептывать змей-искуситель-агент, – если пройти по нему три раза справа налево, то есть против часовой стрелки, время как бы поворачивается вспять, и вы очищаетесь от грехов. А если в тоннеле загадать желание, оно обязательно сбудется.
– Веди, – решительно велела Ленка, когда публика потянулась за благословением к настоятелю.
Замирая перед неизвестностью, Таська дала себя увлечь в арочный вход справа от алтаря.
Гуськом, по очереди, вползли в тоннель: Карпо, за ним Таська, и Ленка – замыкающей.
Темнота моментально поглотила всех троих, дохнуло пыльной затхлостью подземелья.
Кожа у Таськи стала гусиной.
– А змеи здесь есть? – экономно дыша, сдавленным голосом пропищала она.
– Не встречал, – недовольно отозвался из темноты Карпо, – нужно сосредоточиться на грехах, потому что прощаются только те, о которых вспомнишь.
Наступая друг другу на пятки, спотыкаясь, метр за метром углубились в тоннель.
От страха Таська тряслась мелкой дрожью, на грехах сосредоточиться у нее не выходило – проход сужался, приходилось беречь голову.
Будь Таська замыкающей, она бы незамедлительно отстала и вернулась под благословенные своды церквушки, но в спину сопела Ленка.
Непроглядная липкая темень дышала в лицо, пугала бесконечностью. Затаив дыхание, Таська вслушивалась до звона в голове, пальцы судорожно цеплялись за шероховатые стены.
Какие там у нее грехи?
На ум ничего не шло, кроме Яги, но Таська скорее считала грехом саму Ягу, чем свое к ней отношение.
Тоннель суживался, давил на голову.
– Лен, а Лен…
– Тс-с-с, – зашипела Ленка.
Близкая к обмороку, Таська вытянула руки, ускорила шаг и наткнулась на потную спину Карпо.
Крик застрял в горле.
В этот момент под ногой у Таськи что-то хрустнуло, паника окатила ее жаркой волной, внутри все оборвалось, и в голове произошло короткое замыкание.
«Господи, – от необъяснимого ужаса взмолилась она, признающая единого Бога – Отца и Сына и Святого Духа – мужа. – Господи! Я очень люблю Егора, но он стал совсем чужим со своим бизнесом! И с ним очень трудно. Все должно быть только так, как он сказал. Он гнет всех, как кузнец, ударами молота. Ладно я – я потерплю, мне не привыкать. Но Настена начинает огрызаться. Я так боюсь, что они станут ругаться! Господи! У меня нет ничего, кроме семьи. Сделай его помягче, уступчивее! Жалостливее. Помоги мне, Господи!»
Таисия не замечала, что ее всю трясет, а в груди стало горячо, будто она хлебнула водки, и слезы – соленые крупные слезы катятся по щекам.
В тот момент, когда Таське показалось, что ее замуровали, в нос ударил запах ладана и свечей, а впереди замаячил мужской силуэт на контражуре. Карпо!
Какое счастье, что все они целы и невредимы, какое это счастье – люди, свет, жизнь.
Выжатая как лимон, выпотрошенная переживаниями, обессиленная Таська выползла из тоннеля.
Несколько мгновений взгляд у нее был чумовой.
Осознав себя во времени и пространстве, она с удивлением посмотрела на Ленку – этот каменный цветок бормотал что-то, сложив на груди руки.
Подавленные пережитым, ошеломленные собственными ощущениями, руины блудные дочери покидали в полном молчании.
Взглянув на опрокинутые лица своих клиенток, даже агент Карпо притих и не совался с воспеванием красот окружающей природы.
На душе у Таси стало тихо и торжественно, как в усыпальнице.
Высоко в деревьях свирепствовал ветер, стоило паломникам покинуть ограду, он налетел на них, забил рот и ноздри, принялся дергать за одежду и волосы, швыряться песком, подгонять к фургону.
В полном молчании торопливо загрузились в машину.
Впечатление от базилики было стойким, не отпускало, пришлось некоторым образом его попросить – прикосновения к древности насытили душу, но не желудок, есть хотелось нестерпимо.
Когда впереди показался обещанный агентом Карпо ресторанчик, девушки приободрились и сошлись во мнении, что день удался.
К этому моменту ветер принес грозу, косой дождь полоскал фургон со всех сторон, вода просачивалась в салон через разболтанные стекла.
На асфальт выскакивали с визгом, с визгом же неслись в гостеприимно распахнутую дверь заведения.
Как и обещал агент Карпо – Ленка по-другому не называла их провожатого, – ресторанчик оказался премиленьким, с национальной музыкой, с танцами живота, с разнообразной кухней. К гостям выкатился хозяин заведения – воплощенный Ходжа Насреддин, с носом-сливой и бровями полумесяцем, под которыми поблескивали глазки простака-мудреца.
Проверив наличность, девчонки заговорщицки переглянулись.
Для начала заказали шампанское «Мадам Клико» (давняя тайная мечта выросшего на докторской колбасе совка) и горячие салаты.
– Видишь, как иногда полезно отрываться от мужика, – сбываются мечты. Так, глядишь, потихоньку все и сбудутся, – дразнила Ленка свою спутницу.
Игривый тон показался Таське оскорбительным – тоннель желаний все еще занимал ее мысли, да и бдительность она не теряла.
В тот самый момент, как Насреддин разлил пузырящийся напиток по фужерам, по лицу Таисии разлилась зелень.
– А вдруг они подмешали нам что-нибудь в шампанское, мы заснем, а нас на органы пустят. Или в бордель, – побелевшими губами выговорила она, схватив Ленку за руку.
– Предпочитаю бордель, – заартачилась Ленка.
– Нашла время острить. Прекрати, – замогильным голосом прохрипела Таська.
От «Мадам Клико» она наотрез отказалась.
– Почему леди не пьет? – выразил сожаление Насреддин.
Ленка тут же пустилась в объяснения:
– Леди боится пить – думает, что шампанское, – она поискала в глубинах памяти слово «отравлено», помогая себе рукой, – это… как его… плохое. Яд. Поизн. Андестенд?
Хозяин заведения пошел пятнами, потом мелкой рябью, потом вовсе сошел с лица:
– Почему леди так думает? Она больна?
– Немного не в себе, – легко сдала подругу Ленка, – у нее ксенофобия, она давно не покидала дом и ни с кем не общалась.
– О, – Насреддин выглядел крайне огорченным, – я смогу убедить вашу подругу, если налью себе из вашей бутылки?
– А попробуйте, – поддержала эксперимент Ленка.
На глазах обалдевшей Таисии Насреддин плеснул себе в свежий фужер шампанского и с наслаждением осушил его.
