С ней пришел маленький мальчик. Он наклоняется и гладит белую кошку. Элизабет Ренни улыбается. Она лезет в карман и протягивает мальчику кислый леденец.
— Его надо сосать, а не жевать, — доверительным тоном сообщает Элизабет Ренни. — Так будет дольше.
Пока Саймон разворачивает леденец, Вонни проходит на кухню и просматривает телефонную книжку миссис Ренни. Миссис Ренни уже давно не в состоянии ходить с ней на прогулки, и хотя Вонни часто беспокоится, она уважает независимость соседки. Она не знает, где провести черту. Откуда ей знать, когда пора вмешаться? Мусор не вынесен, посуда грязная. Во время их визита Саймон заходит в туалет, но через мгновение выскакивает и просится домой. Вонни тащит сына обратно, но он прав, в туалете ужасно пахнет, и когда Вонни включает свет, она видит на полу испражнения. По возвращении домой Вонни наливает себе пива и глядит на телефон. Она звонит дочери миссис Ренни и начинает разговор со слов «наверное, я лезу не в свое дело», хотя это не совсем правда.
— Я беспокоюсь о вашей матери, — говорит она Лоре. — Приезжайте как можно скорее.
Лора приезжает на следующий день, с бухты-барахты, даже не позвонив. Она с порога начинает плакать, и Элизабет Ренни не знает почему. Дом в ужасном состоянии. Тарелки с овсянкой громоздятся в раковине, пол уставлен мисками с недоеденным кошачьим кормом. Лора тут же начинает мыть посуду, не переставая плакать.
— Мама, — говорит она, заварив чай и усадив Элизабет Ренни за стол. — Ты не можешь больше жить одна.
Элизабет Ренни берет дочку за руку и смотрит на ее бриллиантовое кольцо. Оно сверкает и переливается на свету всеми цветами радуги. Вечером Лора укладывает мать в кровать. Элизабет Ренни улыбается и тянет к дочери руки. Чудесный летний вечер: синий, ясный, звездный. Отлив; воздух пахнет водорослями и солью. Элизабет Ренни узнает дочь, когда Лора открывает окна, чтобы немного проветрить.
— А где твои милые мальчики? — спрашивает Элизабет Ренни.
— Со своим гадким папочкой, — шутит Лора.
Она не знает, почему не может сдержать слезы, почему так сжимает горло. Надо было чаще навещать мать. Не следовало так далеко уезжать. И все же дом совсем не отличается от дома, в котором она выросла. Та же мебель, то же тепло. Как будто никогда не покидала его. Если бы она жила поближе, смогла бы беда застать ее врасплох?
Элизабет Ренни манит дочь, и Лора наклоняется.
— Они плачут, когда ты уезжаешь? — спрашивает Элизабет Ренни.
— Нет, — отвечает Лора. Она касается лба матери, ее щек. — Они не плачут.
— У тебя хорошие мальчики, — говорит Элизабет Ренни. — И прекрасная дочь.
Элизабет Ренни счастлива. Она держит Лору за руку. Ее рука такая маленькая, что почти теряется в руке дочери. Элизабет Ренни думает о малыше, который сидит на коленях матери и глядит на солнце. Она чувствует запах печенья и молока, ощущает тепло маминого тела. А вот и сшитое вручную покрывало с лазурными птицами и алфавитом. Элизабет Ренни сворачивается клубочком и прижимает колени к груди. Ей нравится, как пахнет подушка — свежим мылом и пудрой.
Лора ложится рядом и обнимает мать.
— Ш-ш-ш, — слышит Элизабет Ренни. — Спокойной ночи.
Элизабет Ренни улыбается во сне. Ей снятся белые сны. Ей снится солнечный свет. Она видит стены своей комнаты, слышит, как мать на кухне варит кашу, слышит плеск воды — это бреется отец. Она слышит, как сестра раздергивает занавески и доносится уличный гул. Лора еще спит, когда Элизабет Ренни просыпается. Сегодня утром Элизабет Ренни такая маленькая, что поместилась бы в высоком детском стульчике. В голове у нее звучат слова, но она разучилась говорить. Она встает и выглядывает в окно. Солнце только начало вставать. Она видит вспышку цвета на лужайке. Она больше не помнит, как что называется, но улыбается, когда вспышка цвета садится на перила крыльца «Красивая, — думает она. — Красивая красная птичка».
Мать всегда звонит не вовремя: когда ты занимаешься любовью с мужем или приступаешь к ужину, который в холодном виде несъедобен. На этот раз телефон звонит около восьми утра. Сын еще не проснулся, и ты надеялась выспаться. Ты бежишь на кухню, снимаешь трубку и наливаешь себе кофе. На улице уже жарко, и вроде бы ты видела двух зеленых квакв
[17]
над сараем. Мать жалуется на жару во Флориде. Жара ее не слишком беспокоит, но следующим летом они с мужем подумывают снять дом на Винъярде. Ты сразу вспоминаешь о пустом соседнем доме. Ребенком мать заставляла тебя надевать на пляж пластмассовые тапки, чтобы крабы не покусали. Ты не помнишь смертей в своем детстве, но стоит сказать об этом матери, как она начинает перечислять: кокер-спаниель, черепахи, учительница во втором классе, дедушка. Ты все это пережила. А твой сын сможет? В нем появилась непривычная опаска. Он знает то, чего не знал год и даже несколько месяцев назад.
— О боже, ты не можешь оградить его от мира! — воскликнет мать, но ты хочешь именно этого.
Мать напомнит, что мы не знаем и половины того, что происходит. Она расскажет, что только на прошлой неделе видела с соседкой НЛО.
— Мама, — скажешь ты, — ты подрываешь мое доверие.
НЛО был серебряным и круглым, словно мячик в небе. Они пили холодный чай с печеньем на застекленной веранде соседки. Услышали гудение и подумали, что это всего лишь огромные флоридские москиты, но потом посмотрели на небо. Ты не понимаешь, как это связано с твоими попытками отвести смерть от сына. Как это связано с выражением его лица, когда ты усаживаешь его на стул и пытаешься объяснить, что ваша соседка была старой женщиной и прожила хорошую жизнь. Ты хочешь спросить у матери, почему люди должны умирать, но вместо этого наливаешь себе еще обжигающего черного кофе.
Мать пытается описать зеленый свет, который сиял над НЛО. Они с соседкой позвонили в НАСА, но попали на автоответчик и оставили сообщение. Странно, но по телефону мать становится ближе, чем вживую. Лицом к лицу вы непременно спорите, грызетесь, как тогда, когда жили в одном доме и были заклятыми врагами. Ты представляешь, как мать сидит на крыльце, пьет холодный чай и глядит на небо. Она несколько лет не могла выйти из дома, даже просто объехать квартал. А теперь говорит, что поднялась бы в НЛО, если бы инопланетяне ее пригласили. Ты скучаешь по матери.
Когда ты положишь трубку, все еще будут спать. Ты выйдешь на веранду. Сто лет назад на веранде спали в жаркие июльские ночи. Вся семья перетаскивала сюда матрасы и слушала пение цикад. Люди шептались и смотрели на звезды. Красная глина лежит и отмокает в бочонке с водой. Поверхность воды вязкая, коричневато-красная. Ты запускаешь руку в бочонок, и глина на ощупь кажется живым существом. Ты берешь комок глины и растираешь, разминаешь его, пока не лопаются пузырьки воздуха. На улице тихо, небо выцвело от жары. Ты садишься за гончарный круг и толкаешь его правой ногой, шлепаешь сверху глину и смотришь, как она вращается, словно планета неправильной формы.
