– Скажи, Пол, – спросил он, пока Брендан наливал кофе, – а если кто-то из нас станет распространять ложную информацию, «Пи-ди-кью» несет за это ответственность?
Черные брови Пола сошлись над переносицей.
– Когда как. А что?
– Да так, ничего, Пол, – сказал Кейт и встал, чтобы взять свои заметки. – Спасибо.
Кейт был практически уверен, что его записи насчет проекта «Аппалачи-Кола», сделанные на прошлой неделе, должны лежать у задней стенки ящика. Открыв ящик, он проверил свои сторожки. Один из сторожков был сдвинут с места.
Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, Кейт подвинул папки вперед, порылся в ящике и нашел-таки потревоженный конверт. Нет, ничего не пропало, и даже появилось кое-что лишнее: первый набросок Дороти для акции «Весь мир лежал в пыли».
– Так и знал! – буркнул Кейт.
В вестибюле Кейт попросил у секретарши разрешения позвонить по городскому телефону и набрал номер чикагской Публичной библиотеки.
– Алло, справочная? Скажите, пожалуйста, существует ли какой-то список стипендиатов Родса? – спросил он, стараясь говорить как можно тише. – Угу... А не могли бы вы посмотреть одно имя?
Ждать пришлось довольно долго. Мимо проходили курьеры, клиенты и служащие агентства, но никто не обращал на него особого внимания. А тем, с кем Кейт встречался взглядом, он просто улыбался.
– Угу, прекрасно. Спасибо вам большое.
И зашагал дальше, весело насвистывая.
* * *
Мона не понимала, как ее врагу удается так ловко скрываться. Когда она звонила, X. Дойль все время был на месте, но тут же исчезал, если на ферме появлялся кто-то еще. Полиция ни в первый, ни в последующие визиты никого не заставала. Представитель телефонной компании сообщил, что видел только одну девушку. Иногда она уходила – тогда дверь никто не открывал и никаких признаков жизни ни в доме, ни в сарае заметно не было. Инспектор миграционной службы приехал буквально через несколько минут после того, как Мона повесила трубку, поговорив с X. Дойлем, однако X. Дойль успел исчезнуть, и никто из сыщиков его не видел. Проверка телефонной линии показала, что номер в доме действительно только один, и телефонный аппарат тоже один, тот, что висит на кухне на уровне пояса. Может, этот X. Дойль инвалид и действительно ездит на коляске, как говорила та девушка? Но человек, прикованный к инвалидной коляске, не мог бы исчезать так стремительно! И это не был Кейт Дойль – Брендан Мартуик каждый день добросовестно докладывал, что Кейт Дойль в Чикаго. Похоже, на этой ферме действительно творится нечто очень странное...
А нападки тем временем продолжались. Мону по-прежнему донимали телефонными звонками и письмами с претензиями и жалобами, ее доставали ядовитыми вопросами на встречах с избирателями и даже подходили к ней на улице... Она позвонила на ферму. X. Дойль еще раз поклялся, что он тут ни при чем. И снова потребовал, чтобы она назначила время и место встречи.
Но Мона выжидала. Она сперва хотела увидеть этот «знак», который ей обещали. Она не хотела продешевить, тем более теперь, когда доходы завода еле-еле покрывали повседневные расходы на его содержание. Пришлось отложить оплату нескольких неотложных счетов, чтобы хоть как-то подготовиться к визиту инспекторов АООС. Она пустила в ход все свое обаяние, чтобы уговорить еще нескольких кредиторов чуток обождать. Нельзя сказать, чтобы они остались довольны, но Мона поклялась, что оплатит счета при первой же возможности, и они согласились не прекращать поставки.
А проверка АООС тем временем навлекла на ее голову новую беду. В среду вечером, когда Мона вернулась на завод из очередной поездки, ее ждала телефонограмма из комитета демократической партии с просьбой перезвонить немедленно. Мона с колотящимся сердцем набрала номер и попросила к телефону Джека Гарримена, помощника председателя.
– А-а, Мона! – приветствовал ее добродушный голос. – Рад вас слышать. Как хорошо, что вы позвонили!
– Привет, Джек! – сказала она не менее сердечно. – Чему я обязана такой радостью?
– Видите ли, барышня, тут какое дело. Наверху ходят слухи, будто у вас возникли какие-то проблемы со стандартами АООС. То ли резервуары протекли, то ли что...
– Ну, не без того – это же удобрения, сами понимаете! – ответила Мона самым беспечным тоном, какой только могла изобразить. – Тут ведь у меня со всех сторон одни только поля. А полям лишние удобрения не повредят, тем более в это время года. Вот приезжайте, сами посмотрите. Все так зеленеет – просто заглядение!
– Да нет, барышня, – сказал Джек. – Спасибо за приглашение, конечно, но я сам человек городской. Мы вот что хотим знать: если у вас были утечки химикатов, отчего вы сами не сообщили в АООС или в совет округа? А то вот из-за вас и нам достается...
Мона сглотнула:
– Извините, что вас потревожили, Джек. Но ведь у нас такое постоянно бывает...
– В этом году такого быть не должно, – жестко сказал помощник председателя. Куда и делся сердечный тон! – Выборы на носу. Мы и так чересчур уязвимы. Если все это будет продолжаться в том же духе, пресса нас на куски порвет. Имейте в виду, Мона, речь идет о вашей карьере. Партия может принять решение вас отозвать. Просто из чувства самосохранения.
– Как?! – воскликнула Мона. – Но ведь до выборов осталось всего ничего! Уже сентябрь! А как же мое положение? Моя платформа?
– Ну, не можем же мы продолжать вас продвигать как защитницу окружающей среды, когда вы сообщаете нам... не вполне достоверные сведения о том, насколько вы следуете общепринятым природоохранным стандартам, – рассудительно сказал Джек. – Я буду с вами откровенен. Если комитет – речь идет не обо мне, но, поймите, все мы вынуждены прислушиваться к их мнению, – сочтет, что вы становитесь обузой, они могут принять решение отказаться от вас и выдвинуть другого кандидата, чего бы это ни стоило. – Он как будто бы даже чувствовал себя виноватым. – Поймите сами, для нас главное – добиться, чтобы демократы имели большинство в конгрессе. Разве что вы сможете предложить комитету нечто существенное?
Мона понимала, куда он клонит. Большие шишки решили воспользоваться ее публичным унижением, чтобы потребовать пожертвований. Ее имидж богатой предпринимательницы вновь сработал против нее. Только сама Мона знала, как пусто у нее в кошельке. Но делать было нечего. Либо раскошелиться, либо сойти с дистанции...
– Ну конечно, о чем разговор! – сказала она, стараясь говорить ровным тоном. – Я постараюсь в самое ближайшее время подбросить нашей партии что-нибудь весьма существенное.
Джек рассыпался в благодарностях и повесил трубку. Мона осталась сидеть вне себя от гнева и отчаяния. Она была уверена, что все эти беды – и, в довершение, угроза погубить ее драгоценную карьеру – дело рук обитателей фермы «Дуплистое дерево», этих чертовых Дойлей, что бы они там ни говорили! Она знала, что доказать тут что-то невозможно. Они на все вопросы твердят одно: что они никогда не сделали бы чего-то, что угрожает безопасности девочки. Звучит логично, и спорить с этим трудно, и все же Мона нутром чуяла, что это они.
