Он замычал в изнеможении, и я почувствовала, как кровать
прогнулась под его тяжестью. Он укладывался на место. Я тут же откатилась
подальше и подглядывала сквозь ресницы, дожидаясь, пока он до пояса прикроется
простыней.
Он с нескрываемым раздражением смотрел на меня.
— Ты думала, я отымел тебя, пока ты была без памяти?
Думаешь, я не лучше тех двух подонков, что подсыпали отраву тебе в выпивку? У
тебя платье было совсем порвано и все в блевотине, честное слово, вот я и надел
на тебя рубашку и принес сюда. Потом вернулся в клуб.
— О! — Теперь я почувствовала себя виноватой и
попыталась объяснить свою подозрительность. — Но почему же ты тогда голый?
— Потому что, пока я покончил с теми мальчуганами и напрасно
проискал Хеннесси, уже рассвело. Я вымотался и перемазался в крови, так что
просто содрал с себя одежки и плюхнулся в постель. Ты, уверяю тебя, ничего не
делала — только храпела и опять тянула на себя одеяло. И я, извини, не
подумал. — Каждое слово так и сочилось сарказмом, но меня заставило
похолодеть то, с чего он начал.
— Как это ты покончил с мальчуганами? Что с Ральфи и
Мартином?
— Как ты за них беспокоишься! Это так по-американски —
больше жалеть преступника, чем жертву. Не спросила ведь, не нашли ли они себе
новую девочку для забав? И что с ней? Нет, ты слишком озабочена их
благополучием.
— Они еще кого-то опоили? Она цела?
Он смерил меня взглядом.
— Нет, милая. Она не цела. Поскольку двойная доза их
зелья на тебя не подействовала, они утроили дозу. Пока тебе пережевывали шейку,
они весело выбирали новую подружку. И по глупости отвезли ее всего на милю от
клуба. Я, возвратившись, наткнулся в перелеске на их фургон и учуял внутри этих
грязных подонков. Один нажаривал бедняжку, а другой ждал своей очереди.
Понимаешь, они даже не заметили, что она умерла от передозировки. Я сорвал
дверцу и сломал хребет тому, что был занят. Второго это, как ты догадываешься,
основательно перепугало. Я сперва с ним немного потолковал, хотел увериться,
что он никак не связан с Хеннесси. Он запел: сказал, они с приятелем
забавлялись, подсыпая девчонкам наркоту, трахали их, а потом выкидывали где
попало. Предпочитали вампирские клубы и тому подобное, потому что девочки,
бывающие в таких местах, не склонны обращаться в полицию. Он совсем раскис,
услышав, что девушка мертва. Плакал, твердил, что они не хотели ее убивать, а
только чтобы лежала смирно. Потом я разорвал ему горло и выпил все, что
осталось. Вернулся в клуб и сообщил владельцу. Оказал этим слизнякам услугу, покончив
с ними сразу. Хозяин, может статься, растянул бы это на пару недель, чтобы
впредь никому из людей и в голову не приходило ничего подобного.
Мне было стыдно. Я сидела на кровати, повесив голову. Бедная
девушка. Какое несчастье. Мне стало холодно от рассказа Кости о смерти Ральфи и
Мартина. Заслуженной? Да. Должен он был это сделать? Можно не отвечать.
— А с ней что ты сделал?
— Тела парней сбросил у клуба, а фургон увел и оставил
подальше на шоссе. Кто-нибудь ее найдет, определит имя по номерам и решит, что
они, изнасиловав ее и отравив наркотиком, скрылись. По крайней мере один из
них. Внутри осталась кровь. Полиция предположит, что сбежал тот, кто убил
обоих. Такое случается не в первый раз.
— По крайней мере, родители узнают и не будут до конца
жизни мучиться неизвестностью.
Мне горько было думать о незнакомой семье, где прозвучит
этот ужасный телефонный звонок. Я уронила голову на руки. В висках билась боль.
Малая цена за все, что случилось.
— А Хеннесси? Что, ты думаешь, он будет делать?
Попробует что-то предпринять или будет скрываться и дальше?
Кости невесело рассмеялся:
— Хеннесси теперь знает, что я за ним охочусь. Он и
раньше подозревал, но теперь наконец получил доказательство. Он попробует
что-нибудь предпринять, как не попробовать. Но когда и где, не представляю.
Возможно, на время затаится, а может — сразу попытается меня убрать. Не знаю,
но наверняка это не конец.
— Это я виновата, что Хеннесси ушел. Господи, какая
глупость — не заметить, что что-то не так, пока не стало слишком поздно.
— Ты не виновата, Котенок.
Его руки легли мне на плечи, он придвинулся ближе, и до меня
запоздало дошло, что я в тот вечер и с ним вела себя странно. И вот мы с ним в
постели, он голый, и я не слишком одетая. Ничего хорошего.
Я слезла с кровати, повернулась к нему спиной, желая
оказаться как можно дальше. Это наркотики заставили меня с ним целоваться,
наркотики. Я повторила это еще раз-другой, и мне полегчало.
— Кости, я… я должна тебя поблагодарить. Ты спас мне
жизнь. Я вырубилась сразу, как нажала кнопку, и он бы выпил меня досуха. Но ты
понимаешь, я… я держалась с тобой так смело только из-за химии, которую они мне
подсунули. Конечно, я не виню тебя за то, что ты этим воспользовался. Конечно,
для тебя это ничего не значит. Я только хотела сказать, что и для меня это тоже
ничего не значит…
Я так и стояла к нему спиной, мечтая, чтобы на мне было
побольше одежды. Даже в тридцатислойной броне опасно оставаться с ним рядом.
— Обернись. — В его голосе звучало что-то
непонятное.
Не знаю что, но точно не радость.
— Э, если бы ты сдвинул эту плиту, чтобы мне выйти и…
— Повернись. — Теперь я распознала, что это было.
Угроза.
Я медленно развернулась к нему лицом. Он неожиданно оказался
прямо передо мной — все еще совершенно обнаженный. Щеки у меня вспыхнули, но я решительно
не опускала глаз. Тоже не лучше. Взглянув ему в лицо, я вздрогнула.
— По правде сказать, мне неловко, что ты голый, —
проговорила я, попытавшись — неудачно — выдержать нормальный тон.
Он выгнул брови:
— А почему тебя это беспокоит, пушистик? Как-никак, ты
мне ничем не обязана, кроме простой благодарности. И голых мужчин тебе
приходилось видеть, так что не трудись краснеть передо мной. Так что же тебя
волнует, а? Что волнует меня, я знаю… — Спокойная насмешливая речь перешла
в свирепое рычание. — Меня волнует, что ты смеешь стоять тут и говорить
мне, что для меня значит или не значит прошлая ночь. Что целовать тебя и
обнимать — для меня ничего не значит. И — мало того! — что ты мне отвечала
только потому, что была не в себе. Восхитительно! Знаешь, что сделала с тобой
та первая доза, прежде чем вторая вогнала тебя в кому? Она насыпала тебе
муравьев в задницу!
При этих словах он отшвырнул закрывавшую выход плиту. Я
стояла, разинув рот от ярости, а он злобно ткнул пальцем в дверь:
— Убирайся, пока я не вышел из себя, не то увидим, так
ли тебе противно со мной целоваться!
Я решила, что осмотрительность — лучшая часть доблести, и
вышла. Очень быстро.
11
— У тебя есть сегодняшние конспекты? Я проспала, только
сейчас проснулась. Что, была такая же скукота, как в прошлый раз?
