Свежие лица в штабе, которых неизвестно кто берет на работу
и которые заняты чем-то вовсе непонятным. Однажды в Нижнем Новгороде мы
обнаружили человека, с серьезнейшим видом разбирающего ксерокс. Отлично
работающий ксерокс.
Кроме того, в штабе можно обнаружить братишку или друга
детства кандидата, окончившего какой-нибудь арбузолитейный техникум и всегда
мечтавшего попробовать себя в выборах.
Историка, рассуждающего об исторической значимости нашего
кандидата для России и постсоветского пространства.
Уборщицу, которая учит агитаторов агитировать.
Когда все это дивное разнообразие сваливается на вашу
голову, вам не до масонского заговора.
Хочешь загубить предвыборную кампанию – поставь бюрократа ее
курировать. А лучше двух – для надежности. В московском штабе Петрова их было
достаточно, чтобы проиграть даже беспроигрышную кампанию.
– Лилипуты трахаются в моииих карманах, совсеееем
озверели, чума!.. – радостно пропел Митя, с дартсом в руках похожий на
маленького древесного тролля, охотника за мухами. – Кстати, Дашка, это же
ты просила включить группу «Ундервуд» в концертный тур? Я им вчера звонил,
кланяются тебе поясным поклоном и обещали быть!
– Митя, – поднял тяжелую голову Гарик, – ты
резвишься, а социологии у нас все равно что нет. Во всем отчете – ни слова от
объективной реальности. Местные северские социологи из института привыкли, что
Москва их не контролирует, а только хавает результаты этих исследований, с
позволения сказать. И охамели. Вот такая ситуевина.
– Пусть Андрес сделает социологию.
– У него интервьюеров нет, – мрачно хмыкнул
Гарик. – И денег на них нам не дали.
– Ты же говорил – бабла немерено... – пискнула
Василиса и прикусила язык, потому что раздражать Гарика перед нашим
таинственным исчезновением на сутки – неудачная идея.
– Бабла – немерено. Но на социологии мы, блядь,
экономим. Как и на многом другом.
– Ой, кстати, где Андрес?
– Лично проверяет ситуацию на местах.
Это могло означать все что угодно. Даже то, что Андрес
тайком рванул в Ригу к маме. Или ловит рыбу где-нибудь на Ангаре. Андрес не
склонен к алкогольным излишествам, так что он, во всяком случае, не в запое.
Мы трогательно захлопали ресницами и исчезли в своем
кабинете.
В машину к Виолетте мы проскользнули осторожно. Царственно
кивнули Семенычу и...
– Ой, Семен Семенович! – завороженно пропела
Васька. – Какой у вас пресимпатичный брелочек! Где взяли?..
– Да это не брелочек, Василиса Витальевна. –
Семеныч осторожно попытался высвободить штучку из Васиной руки. – Это
ключи от старого комода.
Два аккуратных ключика. Золотистые. Ничего особенного, но...
масонские символы!
– Семен Семенович, одолжите их нам до завтра? Мы не
сломаем. И не потеряем.
Семеныч, имея многолетнюю выучку ФСБ, не дрогнул перед лицом
несомненного Васькиного безумия. Он медленно снял ключики и протянул со
словами:
– Ну вы уж... не потеряйте. Все-таки комод.
Дождь лил, капал и снова лил, как будто в небе работал
плохой сантехник. Впрочем, в Северске и настоящие коммунальные службы работали
без фанатизма.
– Вы что, улетаете? – с недоумением куклы Барби
спросила Вета.
– Тссс! – страшным шепотом отвечали мы.
– А зачем вам ключики?
– Это... это тантрический символ любви и сексуальной
привлекательности! – подумав, заявила Васька.
– Серьезно?! Тогда и я себе куплю! Сегодня же!
Когда мы почти подъехали к аэропорту, Вета в глубокой
растерянности спросила:
– Но если это такой замечательный символ, почему вы
попросили его только на один день?..
Общение с нами очевидно шло ей на пользу. Она училась
логически мыслить.
Проходя паспортный контроль в аэропорту и удерживая за
капюшон почти спящую Ваську, я позвонила Славке в Москву. Он взял трубку с
большой неохотой.
– Кто это, – сонно пробормотал Слава, –
звонит в девять часов ночи?
– Это твоя совесть, Вячеслав. Уверена, многие твои
знакомые меня ищут.
– Дашка, ты почему звонишь так рано? У вас в тайге по
утрам туман?
– Мы с Василисой вылетаем из тайги в столицу. Будем у
тебя к вечеру. Приютишь? Обогреешь? Кстати, Слав, ты бы не мог устроить нам
интервью с каким-нибудь специалистом по Стабфонду? Финансовым аналитиком?
– Уже сегодня?
– Ага, сегодня... часиков в десять вечера...
– Ты с ума сошла, Дарья. Какой финансовый аналитик
будет встречаться с журналистом в десять вечера?
– Просто с журналистом не будет, – карамельным
голосом пропела я, – но у тебя же с ними неформальные отношения. Устроим
вечеринку без галстуков.
Славка оживился. Жена у него была в роддоме, а толпа детишек
– с няней.
– Ну, есть у меня один финансовый аналитик. Даже
симпатичный.
– Вообще-то, я сейчас жутко влюблена, так что это
неважно.
– Ты все время в кого-то жутко влюблена, –
хихикнул Славка. – И все-таки он симпатичный.
– Только... пусть он будет не как тот эксперт по
федерализму, в синем пиджаке.
– А что с ним было не так? Я думал, вы мило
поговорили...
– Он мне сказал, что для депутата любого уровня разница
между Ван Гогом и Ван Даммом роли не играет.
– А разве не так? – весело заржал Славка. –
Они и книг-то не читают, твои депутаты!
Я не спорила. Мы с Васькой уже почти спали.
Несколько раз я открывала глаза во время полета. Я видела
облака. Все они были прекрасны.
Меня разбудила Васька осторожными потряхиваниями. Я как
будто впервые натолкнулась взглядом на ее курточку в горошек и захихикала.
Абсурд ситуации, как это бывает в первый момент после пробуждения, стал для
меня ясен. Какие масоны? Какой заговор? А, впрочем, самолет уже приземлился в
Шереметьево.
Я не люблю Москву и предпочитаю путешествовать по ней с
закрытыми глазами.
Я не люблю ее, потому что пролетариат в Москве злее и
опаснее, чем где бы то ни было, а метро отчаянно похоже на общественный туалет.
Я не люблю многочасовые пробки, как животное не любит руки, которые насильно
его удерживают.
Васька не любит Москву намного спокойнее.
Только одно примиряет нас со столицей – магазины. Ведь ничто
женское нам не чуждо...
