Неожиданно ответ пришел со стороны:
– Дарья!!!
Василиса беспощадно сдергивала с меня одеяло и орала
трагическим шепотом:
– Дарья, самолет улетает через полтора часа!!!
– Васька, уйди... Я себя чувствую огромным куском
дерьма.
– А я, по-твоему, незабудкой?!
Я оделась за сорок пять секунд. Политконсультанты – те же
солдаты. Просто невидимого фронта.
Мы вылетели из комнаты, чуть не сбив Мишу со стаканом воды.
Славка лежал в кресле и стонал:
– Все прочь... Я лягу-прилягу, обниму свою флягу...
Славку бросили, где лежал. Миша благородно вызвался отвезти
нас в аэропорт. В голове плавала грязная пена с мелким бытовым мусором, как на
озерах в августе. Когда мы остановились в очередной пробке, Васька всхлипнула:
– Мы самые несчастные женщины во вселенной...
– Самыми несчастными мы будем, если опоздаем на
самолет. И Гарик нас убьет. Каким-нибудь чудовищно жестоким способом.
Васька задумалась, очевидно, вспоминая самые изощренные
способы, потом добавила:
– К тому же у меня на носке дырка...
– Разве это несчастья? – флегматично пожал плечами
Миша. – Вот моя знакомая, красивая женщина, эксперт по экономике,
собралась замуж. За шведа. Владельца маленького заводика по производству
кошачьих консервов. И что вы думаете? За месяц до свадьбы случилось массовое
отравление вонючих шведских кошек. Его обвинили, что он перерабатывал на
консервы содержимое шведских помоек. И посадили на десять лет. Ольга, конечно,
в истерике. Тем более она кошек любит... Года через два собралась замуж опять
же за приличного человека, главного экономиста «Ундина-банка». Назначили день
свадьбы. И что? Полетел в гости к брату в Улан-Удэ. Там происходит с ним
какая-то судьбоносная встреча с настоятелем буддийского монастыря, и он уходит
в монахи. Скоропостижно. Ольга в шоке. Представляете, был любимый мужчина, а
стал буддийский монах. Хотя, с другой стороны, есть гипотеза, что он просто
ввязался в финансовую аферу с какими-то государственными структурами и сбежал,
чтобы в тюрьму не сесть. А Ольге уже за тридцать. Ей ребенок нужен. И вот
знакомится с одним евреем на конференции. Прекрасный человек, кошек любит, в
монастырь не собирается. Правда, живет в Израиле. Но раз уж такое дело, любовь,
готов переехать в Москву.
– И что, полетел в Москву, и самолет рухнул? –
осторожно спросила я, пытаясь справиться с похмельными спазмами.
– Хуже, – хмыкнул Миша, – пока он собирался,
Израиль начал войну с Ливаном. Границы закрыты, объявлена мобилизация в
семьдесят два часа...
– А она?
– А она попросилась на израильский фронт медсестрой.
Если, говорит, его ранят, я его смогу выхаживать. А пока она собиралась, он и
правда в больницу попал.
– Шальная пуля?
– Нет, ногу сломал на учениях. Запнулся за чей-то
рюкзак, полетел с лестницы... В общем, пока лежал в гипсе, она оформила ему
визу на выезд. Ну, слава богу, поженились, ждет теперь ребенка. О, вот и
Шереметьево!
Мы влетели в аэропорт на кочерге. Аналитик Миша еще успел
смущенно пробормотать:
– Даша, может, мы... ты... оставишь телефон?
– Телефон мне самой пригодится, – хмыкнула я,
встретила укоризненный Васькин взгляд и поспешно черкнула номер на Мишиной
визитке. Потом еще один номер, московский. Потом – электронную почту и номер
аськи.
– Даша! – взвизгнула Васька.
Разумеется, мы пережили маленький симпатичный скандал на
паспортном контроле. Пока мы платили штраф и хором бормотали что-то вроде: мы
не знали, мы учили, мама в магазин ушла, дверь заперла, замок сломался, –
нас уже запихивали в самолет. Двигатели ревели. Стюардесса рассматривала нас
как начинающих террористок. Васька зацепилась курточкой в горошек за входной
люк.
Телефон зазвонил именно в этот момент.
Я попыталась одновременно протиснуться в салон, отцепить
Василису от люка и... звонил Курочкин.
– Дарья? Малыш, я только что прилетел в Москву из
Лондона, было два дня тяжелых переговоров. Мне все время казалось, что ты
где-то рядом, и я встречу тебя, если хорошенько поищу.
Мы как раз отцепили Ваську, зато я уронила оба пакета с
покупками. Но все это была ерунда. Потому что Курочкин думал обо мне в Лондоне.
Ах, старый масон...
– И я скучала.
– Где ты сейчас? – требовательно и нежно спросил
Курочкин. – Мне понадобится еще как минимум неделя, чтобы вырваться в
Северск... с федеральной проверкой. Ты дождешься меня? Что там у вас?
– Еду на встречу с горадминистрацией, – ласково
шепнула я, пробираясь за Васей по рядам. – Неделя – это так долго... Разве
можно оставлять кампанию без присмотра на такой срок? Вот был у нас случай –
выборы в Новороссийске. Начальник штаба все время проводил в Москве, а чем дело
кончилось? Кандидата сняли перед самым днем голосования, и не просто сняли, а
еще и посадили...
– Вот именно! – перебил Курочкин. – Как тебя
можно оставлять без присмотра так надолго! Вдруг ты растворишься за это время
на сибирских просторах. Вот если бы ты оказалась в Москве!
Я хихикнула и торопливо простилась. Теперь я могла бы
долететь до Северска без всякого самолета, на крыльях романтической страсти.
Кто-то из соседей сзади вызвал стюардессу и попросил бутылку
водки.
– И дайте нам, девушка, этих ваших барбарисок. Штучки
три... нет, две – закуска градус губит.
На слове «градус» меня передернуло, а Васька заторопилась в
туалет. У нас не было сил говорить о масонах и думать о работе. Вообще –
говорить и думать.
* * *
Мы прилетели в Северск поздно вечером.
Нам было худо. Конечно, мы не чувствовали запаха перегара,
но, казалось, алкогольные пары, которые витали вокруг, можно трогать руками. Выйдя
на улицу из здания аэропорта, мы сразу же привлекли внимание честных граждан.
Старушки провожали свирепыми взглядами. Собаки рычали.
Пора было ехать в штаб и сдаваться Гарику.
Первый, кто попался нам навстречу в штабе, был Николай. Он
посмотрел на наши виноватые мордочки и с выражением произнес: «Мда-а-а».
– Что это за странный запах? – повела носом
Васька.
– Наверно, свежий воздух, – невозмутимо ответил
Коля. После чего протянул пачку «Орбит».
Мы с Васей посмотрели друг на друга, принюхались и побежали
в туалет умываться. На наше счастье, по дороге никто из штабных не попался.
