– Вы идете неправильной дорогой, – заявил вдруг
тихоня Павлик. – Надо что-нибудь новое. Между прочим, мы поднимали
статистику – у них здесь жуткий демографический кризис. Женщин в шесть раз
больше, чем мужчин. А женщинам не нужны листовки, и они не читают политическую
аналитику!
– Конечно, – вскинулась я, – они ее пишут!
Пока другие шляются по штабу и учат всех жизни!
– Даша, не горячись. Я только хотел сказать, что
женщины любят лирику, стихи...
– Стихи про Петрова? – переспросила Васька. –
Да ведь это гениально!
Рифма – залог запоминания нужных логических цепочек.
Навязчивая частушка-агитка крепко влезает в подсознание людей, заставляя их
правильно реагировать на фамилию кандидата.
Тимур мигом объявил всеобщую мобилизацию, раздал всем по
листочку бумаги и приказал думать. А сам отправился «за подкреплением». Минут
пять мы честно ломали головы над звучным стишком. А потом Капышинский,
откашлявшись, продекламировал:
Слушайте живое слово
И тепло людских сердец!
Голосуйте за Петрова,
А не то придет пиздец!
Творческий процесс был в самом разгаре, когда заявился Тимур
с бутылкой коньяка под мышкой.
– Реб-я-ята! – гаркнул он. – Прикиньте, какую
я шнягу про нашего мальчика придумал:
Если жизнь у вас хуева,
И болит у вас живот,
Голосуйте за Петрова:
Он хороший, он поймет.
От смеха мы дружно съехали со стульев под стол.
Деморализация коллектива была налицо. Капышинский уже звонил Ларисе, Павлик
доставал из своего стола копченую колбасу, а Василиса мастерски разрезала
лимончик...
– Еда, еда, – урчал Тимур, – иди сюда...
Помнится, пикник посреди ночи примирил нас, наполнил сердца
теплотой. Мы ласково взглянули друг на друга, и неизвестно откуда появилась
вторая бутылка коньяка.
– Слушайте, давайте-ка лучше отравим жизнь нашим
конкурентам, – предложил кто-то.
Фантазия разыгралась в нужном направлении, и через час у нас
уже было штук семь отвратительно-грязных стишат, посвященных господину
Белинскому. Особенно выделялся по своей художественной силе один, где автор
(Капышинский) выражал сомнение в традиционной сексуальной ориентации кандидата.
Мимоходом были придуманы вполне приличные официальные слоганы для петровских
листовок.
– В печать! Завтра же! – радостно крикнул Тимур.
Одним словом, в нашей ссылке были и веселые моменты.
Через неделю к нам в гости приехал Андрес. На мотоцикле. Со
стороны это выглядело комично: на огромном черном взбесившемся быке сидела
маленькая рыжая муха. И эта муха, то есть Андрес, светилась от счастья.
– Андрюша, ты взял ЭТО покататься?
– Зачем? Я ЭТО купил. Вчера. Нравится? Настоящий зверь!
Павлик обошел «зверя» со всех сторон, потрогал руками
какие-то рычажки и авторитетно заявил:
– Это стоит дороже BMW.
Мы все дружно подумали, что Андрес, конечно, человек
талантливый и востребованный на рынке, но не до такой степени.
– Колись, Дрон, откуда дровишки? – озвучил Тимур
общую мысль.
Оказалось, что это премия за «доблестный труд на благо
Петрова». Андрес, которому надоело каждую неделю писать отчеты, которые Перцель
явно не собирался читать, решился на отчаянный шаг. Он составил безумную смету
на весь свой отдел, да еще с требованием выдать премию особо отличившимся.
Кто и чем мог отличиться, было не совсем понятно, потому что
денег на социологические опросы до сих пор не выделялось. Но Перцель подписал
все не глядя. Сначала, по словам Андреса, он, как хорошо воспитанный латыш,
хотел объяснить все Перцелю и покаяться, но потом вспомнил, что всегда мечтал
иметь звероподобный байк, и... передумал.
Тимур облизнулся. Павлик улыбнулся. Я посмотрела на Ваську,
чтобы удостовериться, что мы думаем об одном и том же. Так и было.
– Дашка, – прошептала она, – они сливают
кампанию.
* * *
Ночью мы с Василисой провели закрытое совещание. В ванной,
включив до упора воду, мы шептались о будущем России в целом и своих
перспективах в частности.
– Теперь даже Тимуру ясно, что Петрова бросили на произвол
судьбы: Курочкин пустил идеологию на самотек, в штабе финансовые отчеты пишут
от балды, бюджет кампании пилят все, кому не лень, а твой Перцель и в ус не
дует!
– Ага, зато он мне вчера по телефону полночи читал
стихи Бодлера... Там кровь, любовь и море секса! Сегодня обещал мне эротическую
поэзию Овидия... Это, конечно, спермотоксикоз, но все равно приятно.
– Курочкин не романтик – он шлет смс-ки неприличного
содержания. И с каждым днем все неприличнее и неприличнее... Вот интересно, как
они объяснят проблемы Петрова и свое поведение кремлевскому начальству?..
– Я бы на их месте все свалила на нашу команду.
– Запросто. И тогда козлом отпущения станет Гарик.
– И не видать ему больше крупных политических заказов
как своих ушей. Дашка, ты понимаешь, что это значит?! Что в конечном итоге
пострадаем мы!
– Угу. Сокращение штата, уменьшение зарплаты и черное
пятно на репутации.
– Вася, на наших глазах масоны предают безобидного
Петрова и весь штаб, губят нашу карьеру и доброе имя, а мы...
– А мы с ними спим. Рабыни любви...
В этот момент в дверь громко постучали.
– Эй, хватит плескаться! – крикнул Андрес, который
остался у нас с ночевкой. – Я хочу наконец почистить зубы!
Пришлось прервать совещание и покинуть ванную комнату.
Андрес с полотенцем на шее проводил нас невозмутимым взглядом.
– Все в порядке, девочки, – бросил он нам
вслед, – я всегда знал, что на самом деле вы лесбиянки.
– Что за нелепые фантазии?! – оскорбилась
Василиса, но Андрес уже скрылся в ванной. – Из-за этих масонов мы
постоянно попадаем в неприятные ситуации!
– Большая политика требует больших жертв...
Жертвы появились уже на следующий день. Пропал Павлик.
Дизайнер Олечка пришла в офис вся в слезах – рыдая и заикаясь, она рассказала,
что прошлым вечером Павлуша собирался к ней гости, но по дороге на него напали
какие-то нехорошие люди. Причем их не интересовали ни его кошелек, ни ноутбук,
ни мобильник. Били профессионально и жестоко. Потом прислонили избитого в кровь
Павла к ближайшему дереву и растворились в темноте. Теряя сознание, Павлик
успел набрать Ольгин номер. Сейчас менеджер лежит в больнице...
