Любимый мужчина искренне удивился, что я нахожусь не так
далеко, как ему казалось, но он решил отыграть роль куратора кампании:
– Василиса, разумеется, с тобой? Скажи мне откровенно,
в штабе хоть кто-нибудь остался? Хоть одна творческая единица?
В его голосе было много всего – ирония, нежность, даже
умиление и ни грамма беспокойства за ход кампании Петрова.
– Все под контролем, – заверила я. – Там
Капышинский, там Митя, наконец!
– Это который с татуировкой на шее и в женской
кофточке? Тогда я спокоен: кампания в надежных руках. Ну и что мне делать с
вами, работнички хреновы?
– Хотим тайский массаж, русскую баню и итальянское
«Кьянти»!
Курочкин пообещал заехать через час.
* * *
Мини-юбка, мое недавнее приобретение, была великолепна.
Красоту дополнял массивный ремень с пряжкой в виде головы дракона. Василиса
натянула такие узкие джинсы, что под ними без труда угадывались крохотные
бантики на ее трусиках.
Все трое Славкиных сыновей благосклонно оглядели нас с ног
до головы. Их сестричка Лизавета, сидя на руках у мамы, тоже одобрительно
зачмокала, когда вся семья вышла в коридор пожелать нам отлично провести время.
Мы выплыли из подъезда, с непривычки слегка покачиваясь на
десятисантиметровых каблуках, – когда большую часть своей жизни проводишь
в кроссовках и джинсах, особенно приятно иногда натягивать гламурные неудобные
сапоги.
В тот же момент из темноты вынырнули огоньки автомобильных
фар. Наконец-то я увижу Курочкина! Мне казалось, что счастливая улыбка от
уголков рта расползается по всему телу, до самой...
Васька подхватила меня за локоть. Машина приближалась на
подозрительной скорости – мне вдруг стало ясно, что ни Курочкин, ни Симавонюк
никогда бы не сели за руль этого мини-танка, а самое главное – что сейчас этот
танк несется прямиком на нас!
Каблуки. Шпильки моей дорогой подруги Василисы. Вот что
спасло нам жизнь в тот страшный момент...
Цепенея от ужаса, Васька все-таки сделала неуверенный шажок
в сторону – этого хватило, чтобы она заскользила на обледенелом асфальте и
опрокинулась назад, описав ногой в воздухе невероятную дугу, за ней в осеннюю
грязь повалилась и я.
Автомобиль, как ракета, пронесся мимо, чуть не проехав мне
по носу. На долю секунды промелькнул нечеткий силуэт человека в черных очках,
его лицо было бледным, как театральная маска...
Боже...
«Берегись маски!»
Когда через пять минут к подъезду подъехал Курочкин, мы обе
– грязные, зареванные – все еще не верили в свое спасение.
Перцель рвался в погоню, Курочкин настаивал на теплой ванной
– и все это было так трогательно, что мы с Василисой опять расплакались.
После небольшого обсуждения было решено, что нам не стоит
тревожить Славкино семейство внезапным возвращением, да еще в таком состоянии.
В машине я стащила с себя продранные колготки и помогла Ваське кое-как
почистить ее загубленные джинсы.
– Пьяные уроды, – ругался Перцель, – и еще
все удивляются, почему у нас самая высокая смертность при ДТП. Поучились бы у
Европы!
– Ничего, Егор, скоро твои мечты сбудутся, –
успокаивал его Курочкин. – Ты же знаешь, наш проектик уже в Думе на
рассмотрении. Будем наказывать за вождение в нетрезвом виде не по-детски. Ни
одна пьяная свинья после этого за руль не полезет.
– А с чего вы взяли, что водитель был пьяный? –
всхлипнула Васька. – Может, он хотел нас переехать? Может, это покушение
на жизнь независимых консультантов? Может, нам нужна охрана, телохранители?
– Как скажешь, Васенька.
– Дашка, – шепнула на ухо Василиса, – может,
сделать сегодня Перцелю предложение? А то вот так погибнем под колесами и даже
замужем не побываем...
– Ты о чем?
– Даш, мне кажется, мы должны быть вместе и
навсегда-навсегда-навсегда!
Удивительно: мне казалось, что Васька получила прививку от
замужества на много лет вперед – у нее имелся показательный опыт семейной жизни
во время нашей очередной командировки. Ее избранник, журналист-неудачник, с
первого взгляда вызвал у меня острую неприязнь. И чувство это было взаимным. Он
был мрачный, усатый и уже немолодой. На длинной физиономии висел унылый нос.
Чем он прельстил Ваську – до сих пор не понимаю, потому что
любовником, по ее собственному признанию, он был посредственным, к тому же
мизантропом и женоненавистником. Скорее всего, у Василисы случилось временное
затмение мозга. Сначала они проводили ночи в саунах – в основном, рассуждая о
недостатках окружающего мира. Потом он почему-то переехал в нашу квартиру,
провонял все сигаретами и каждый вечер по два часа лежал в ванной,
демонстративно читая Шопенгауэра, – впрочем, за все время нашего
знакомства он одолел страниц пять...
Через полтора месяца у Васьки наступило прозрение. Кажется,
после того, как он напился в хламину и начал требовать от нее массажа ног,
мотивируя это тем, что она, «единственная из всего списка», этого не делает.
Наутро Васька задалась вопросом – что еще за список? И с энтузиазмом начала
расследование. Довольно скоро на свет божий были извлечены какая-то продавщица
из табачного киоска, немолодая бухгалтерша...
Они начали ссориться, даже собираясь на официальный банкет.
– Да, кстати, – высокомерно заявлял он, – там
будут важные люди, так что, пожалуйста, веди себя прилично.
– Что, – шипела Василиса, – обычно я веду
себя неприлично? На себя посмотри – в этом пиджаке ты похож на сутенера!
– А ты на шлюху!..
– У меня, по крайней мере, хватило ума на высшее
образование! А ты дожил до сорока лет и до сих пор не знаешь, кто такие братья
Стругацкие и как пишется слово «концепция»!
– Малыш, иди в жопу...
Так они прожили еще недели две, потом кампания кончилась, и
усатый зануда, к общему удовольствию, исчез.
– Не расстраивайся, дорогая, – утешал Василису
отзывчивый Андрес, – в твоей жизни всегда найдется подходящий извращенец.
Вскоре выяснилось, что у «извращенца» есть жена, пара
ребятишек, долги, застарелый алкоголизм, язва желудка... В общем, Василиса еще
легко отделалась.
Из далекого-далекого воспоминания меня вытащил Васькин крик:
– Вижу ресторан! Горячие блины! На абордаж!!
Мы отметили свое чудесное спасение расстегаями, ухой и
солеными груздями. Помню, Курочкин кормил красной икрой фарфоровую собачку на
столе, Перцель распевал политические частушки непристойного содержания, в
которых Петров фигурировал тоже, а Васька смеялась, забыв обо всех
неприятностях.
