Эту ночь мы с Васькой провели у камина в компании Гарика. И
наконец выложили ему все. Начав с подслушанного у реки разговора. Путаясь в
собственных умозаключениях. Перебивая друг друга. Пересказывая детали
покушения, откровения финансового аналитика Миши и последние признания
Курочкина.
– Гасите эмоции, – мягко приговаривал
Гарик, – с чего вообще вы взяли, что они масоны? Они могут быть кем угодно
– адвентистами Седьмого Дня, друидами, боливийскими шаманами. Главное – у них
есть свои интересы в политике, свой интерес к Стабфонду, а это, как ни крути,
колоссальное бабло. И есть свой кандидат в президенты – да-да, дети мои, Погодин,
как вы поняли. И еще, скажу вам по секрету, за ними стоят ресурсы, о которых
никто не догадывается...
– Масоны?..
– Забудьте вообще пока о масонах. Хотя, может быть, вы
и правы. До последнего времени кремлевская группировка, стоявшая за Погодиным,
имела связи только в Минфине. В этом, в общем-то, секрета не было. Но буквально
в последние две недели выяснилось, что у них целая сеть влиятельных лиц.
Практически везде. Я весь день думал – что их могло сцементировать? Может, вы и
правы. Может, и масоны. Тише, мышата! Я знал, что Петрова дублируют из Кремля.
В околокремлевских структурах беспокойно. И многим ясно, что Петров – никакой
не гарант стабильности, он хорошо работает только в руках президента. Но
Погодин... Короче, лоханулся я. На него я не думал до сегодняшнего утра. А
сегодня утром из Москвы мне сообщили, что половина нашего откупленного эфира
перешла к Погодину.
– То есть ты уже знал?.. – разочарованно
нахмурилась Васька.
– То есть меня заставили догадаться.
– Я думаю, масоны сначала подстроили катастрофу
Погодину, – ляпнула я, – а потом покушались на нас!
– Если речь идет о Стабфонде, таких мелких зверьков,
как вы, я бы давил сотнями. Не задумываясь.
– Мммм...
– Но вы живы, и я счастлив. И даже благодарен этим
драконам, которых вы демонстративно притащили с собой. А теперь наша задача –
не проиграть выборы.
– Чьи?
– Наши выборы. Хер с ним, можем даже проиграть Петрова,
но нужно сделать это с достоинством и сохранить репутацию. Репутация – наше
все, а жизнь не заканчивается в день выборов. И нам очень нужна лояльность
наших кремлевских кураторов. Поэтому я – как ваш второй папа – вынужденно
одобряю ваш выбор. Милые мои девочки, любовь – это свято. Только соблюдайте
минимум приличий. Вот хотя бы как Капышинский.
– Га-а-а-арик, – укоризненно протянула Васька,
переворачиваясь на живот перед камином, – а если бы мы были твоими родными
дочерьми, ты бы нас тоже продал? В интересах дела?
Гарик тяжко задумался. Я его понимала. Как истинный
интриган, он бы продал и родных дочерей, но признаваться ему было неловко.
* * *
Месяц – это чудовищно мало, когда речь идет о победе, и
бесконечно долго, когда кампания сливается. Штаб работал в прежнем темпе, с той
замечательной разницей, что теперь Курочкин был здесь, и каждый мой день был
похож на первый бал Наташи Ростовой.
Каждое утро мы с Курочкиным осторожно шагали в свое счастье,
гуляли по Северску, подолгу стояли у реки – и нам не было никакого дела до
очередного срыва графиков, до подозрительно закончившейся в типографии краски
(как раз во время печати нашего буклета), до рекламного ролика Петрова, который
случайно потерялся на «Северск ТВ», и в последний момент дыру в эфире пришлось
заткнуть роликом Погодина.
– Не понимаю, как это получилось, – удрученно оправдывалась
по телефону директорша «Северск ТВ», трогательная дама с волосами цвета
нестираного белья. – Мистика!
– Мистика, – охотно соглашалась я.
Мы выпустили шедевральную Митькину листовку по поводу
объединения Красного Дракона с Зеленым Тигром и сакральной роли Петрова в
российской истории.
– А что, – хмыкнул Гарик, – проигрывать, так
с фейерверком!
В типографской машине опять произошло роковое смешение
красок, и лицо Петрова приобрело зеленовато-малиновый оттенок. Утром тираж
листовок на двух грузовиках доставили в штаб.
– Это... диверсия! – с диким выражением лица
взвизгнул Капышинский.
– Карма, – грустно заметил Курочкин, – у
плохой хозяйки и кошка воровка.
Кто в данном случае выступал в роли плохой хозяйки: мы,
команда или сам Курочкин, – не уточнялось.
Григорьянц, отчаянно скучая по организации праздников,
подговаривал нас устроить шоу в духе «Последнего дня Помпеи», где Петров
появится в последний момент и спасет мир, как Брюс Уиллис. Сценарий он был
готов написать бесплатно.
Мы обещали подумать.
– Думайте скорее. А то, чувствую, я скоро запью, –
доверительно объяснил Григорьянц.
Гарик исчез и за несколько дней успел позвонить из Ростова,
Нижнего Новгорода и Бишкека. Каждый раз он утверждал, что еще пара часов – и
вылетает к нам. Из Москвы через Славку до нас дошли слухи, что Гарика ищут
«какие-то очень серьезные люди». Курочкин молчал, как партизан, но пообещал,
что с Гариком ничего плохого не случится.
Через неделю примчался из полей Тимурка – по собственной
инициативе, что настораживало. Он немного одичал в Полонске и был в жутком
галстуке сиреневого шелка поверх грязноватого свитера. В штабе как раз были
только мы с Васькой и Перцель. Тимур пролез в дверь, тревожно улыбаясь, а при
виде Перцеля улыбка вообще застыла посмертной индейской маской.
– Как жизнь?
– Не очень... – вздохнул Тимур. – Молодая
прошла. Половая на убыль. А где Гарик? Нет? Совсем фигово...
Оказалось, Тимурка приехал с данными полевых социологических
опросов. Если им верить (а приходилось верить), рейтинг Петрова и Белинского
неудержимо катился вниз, а рейтинг Погодина, наоборот, рос неудержимо.
Падение Белинского легко объяснялось самодурством Данилы
Мерзлякова, который недавно заявил своей команде «подонков», что «пришла пора
шагнуть выше суетности этого мира», бросил кампанию на произвол судьбы и улетел
в Гималаи.
Но это оказалось не главной интригой: судя по опросу, вместе
с Погодиным стремительно набирал популярность некий Биронов, кандидат, на
которого еще месяц назад не поставил бы и сумасшедший. Генерал Биронов занимал
довольно высокий пост в Министерстве обороны и иногда мелькал в телевизоре –
сухопарый, с маленькой змеиной головкой, он свистящим голосом комментировал
военную политику государства. Быстрым движением облизывал сухие губы и в такие
моменты еще больше походил на ядовитую змею. Портрет кандидата дополняли
длинные подвижные пальцы, которыми он постоянно что-то вертел, вкручивал,
растирал... Все вместе производило отталкивающее впечатление.
