Одиносика мы увидели одновременно. Ловко окружили и
допросили с пристрастием. Через пару минут оказалось, что да, конечно, для
дорогих московских гостей найдется целый санаторий МВД, который вместит всех
желающих.
День закончился. Я поняла, что рухну сейчас от
нечеловеческого облегчения. Когда мы выскользнули на улицу из Дома профсоюзов,
Васька выглядела как недопитый молочный коктейль.
Дом замер в тепле и безмятежности, в нем с утра сохранился
запах туалетной воды Гарика и носков Тимура, забытых в биде. Слава олигарху,
благодаря которому у политконсультантов есть крыша над головой...
Митя позвонил где-то через час – мы как раз заварили чай и
рылись в холодильнике, обсуждая, кто сожрал все яблоки и сыр. И даже морскую
капусту.
– Эй, чувак! – почему-то шепотом заорал он. –
Я их привез в этот санаторий! Тут такая холодища! Одеяла – как у моей прабабки
на даче! Комнаты не закрываются, душа нет и туалет в конце коридора!
– Ммм... Мить, а куда делся весь сыр из холодильника?
– Сыр?.. Дашка, и еще в каждой комнате портреты вождей
висят над кроватями! Под стеклом!
– Каких вождей?
– Мирового пролетариата! Ну, Ленин, Сталин...
– Ого. Ну скажи, что это сейчас модно... стиль ретро.
– Сама скажи, – мрачно посоветовал Митя, –
что туалет прямо по коридору – это сейчас самый шик. Короче, я везу их к нам.
– Всех?!!
– Нет, только тех, кого жалко. Кстати, насчет сыра...
пожрать бы чего, а?
Митя был на высоте. Он притащил в наш конспиративный дом
всего четырех гостей из Кремля, в том числе гримершу Лерочку и портрет Ленина
шириной с дверной проем.
– Митя, зачем ты украл портрет? Ты вообще думаешь о
нашей репутации?.. – сонно прошипела Васька.
– Думаю, о репутации тут уже говорить не
приходится! – заявил Митя, не выпуская портрета из зубов.
* * *
Утро было совсем некстати. Оно наступило слишком внезапно.
Вечером, вернее, ранней ночью, пока мы заказывали несколько коробок пиццы на
дом, пришла смс-ка от Курочкина: «Тебя нет рядом, значит, ночь бессмысленна©».
Гримерша Лера показывала, как рисовать узоры на ногтях с помощью иголки и
разноцветных лаков, Капышинский с Андресом под шумок пялились в ее декольте, а
Митя кричал с лестницы, завернувшись в скатерть:
– В чем, по-вашему, подлинное величие Льва
Толстого? – Ему казалось, что это очень смешно.
Вся остальная толпа слонялась по дому туда-сюда, тыча
пальцем в биде и царапая мозаичный витраж в холле. Не помню, когда мы уснули. И
после этого сразу – утро.
Петров уже выехал в Железнорудный, там его ждали
стратегические атомные разработки и простой электорат. А нас с Васькой и
гримершу, судя по всему, забыли дома второпях.
Встречу с народом мы продумали за несколько дней. В
ответственный момент Петрова должна была окружить стайка отобранных и
специально обученных малышей.
– Невинные глаза малюток, жителей города будущего,
то-се, букетик полевых цветов... – объяснял нам Митя.
– Мить! Какие полевые цветы, ноябрь на дворе!
– Точно, – расстроился он.
Детьми нужно было дирижировать, журналистам – раздать тексты
речи Петрова, где важнейшие куски будут выделены маркером. На всякий случай.
Чтобы не переврали тезисы – даже лучшие журналисты к этому склонны. Не говоря
уже о Юрии Пеночкине, который вместо репортажа о Петрове может прислать эссе о
какой-нибудь спортивной школе в Железнорудном. Одним словом, пора было спешить
в секретный город.
Машины не было, как всегда. Виолетта поехала укреплять ногти
акрилом. Курочкин прошептал: «Не могу сейчас говорить» и бросил трубку. В штабе
сидел один Семен Семеныч, который и вызвался нас отвезти.
– Ехать тут полчаса, куда вы так торопитесь? –
ворчал он, втискиваясь за руль.
Через полчаса мы ехали по хрестоматийным заснеженным
просторам Сибири и как раз миновали какой-то подмороженный долгострой, похожий
на многоэтажный коровник.
– А где Железнорудный? – тихонько пискнула Вася,
уже считая минуты.
– Еще каких-то пять секунд, – твердо заявил Семен
Семеныч и украдкой набрал номер на мобильнике. – Кирилл Степанович?
Спасибо, здоровье хреново. Да ты что?! Уже замуж? А я ведь ее помню вот
такусенькой... Уточнить хотел – еду в Железнорудный, свернул на Разинский
объезд, что-то никак не доедем. Да ты что? Ничего страшного... да уж конечно.
Старый чекист обернулся к нам и с непроницаемым лицом
сообщил:
– Придется чуть-чуть объехать.
Мы молчали. Васька судорожно подсчитывала, сколько минут у
нас в запасе, а я представляла себе кару, которая должна постигнуть Семеныча. В
моем воображении фигурировала кипящая вода... и, может быть, немного лука и
специй.
Через полчаса мы вернулись в Северск. Немного постояли в
пробке. И еще через полчаса доехали до Железнорудного. Молчание в машине
сгустилось до каменной консистенции. Оно только пару раз было прервано звонками
от Мити и Гарика. Мы бормотали в трубки неразборчивое «бля-бля-бля»...
Петров давно бродил по производственным мощностям
Железнорудного, выбирая, где потеплее, а мы все еще стояли на
контрольно-пропускном пункте. Крашеная блондинка с лицом пожилого бультерьера
третий раз рассматривала наши паспорта и чужедальнюю прописку. Гримершу Леру
она отказалась пропустить сразу и твердо, а мы как-то просочились, причем
Васька не переставала хлопать глазами кристальной чистоты.
Судя по всему, встреча Петрова с электоратом уже
закончилась, потому что какое-то подобие букетика полевых цветов уже было у
него в руках, журналисты разбегались, а Гарик имел сумеречный вид.
– Совесть у некоторых, – высокомерно бросил он
нам, – находится на одном уровне с их очень скромными талантами...
Я знала, что это неправда, и ощущала, что на нас смотрит вся
свита Петрова, включая Ларису с усиками – она выглядела сегодня так, как будто
ночевала в юрте у эвенка-оленевода. Наш кандидат не в пример ей выглядел
жизнерадостно – как будто уже выиграл свои главные в жизни выборы.
Курочкин на ходу шепнул, что везет Петрова обедать, через
два часа – общий сбор в штабе, а я выгляжу потрясающе эротично в этой рубашке.
Я мысленно поставила рубашке пять баллов и гордо пронесла ее сквозь свиту
Петрова к своим – Мите, Капышинскому и Андресу.
– Слышали?!.. Журналист Пеночкин тут заявил, что знает
Человека-Дерево, который собирается стать президентом без всяких выборов!
– Кому заявил?
