– Петрову и заявил! – растерянно сказал Андрес. –
Говорит, Человек-Дерево хочет донести до людей идею Великого Посада!
Васька истерически ржала, прижавшись лбом к батарее...
Общий сбор в штабе прошел скомканно. Уже стояли и фырчали на
морозе автобусы – везти свиту премьера в аэропорт. Все говорили хором: кто-то –
о шансах Петрова, кто-то – о «ночи ужасов» в санатории МВД, кто-то – о
предвыборных роликах, кто-то несколько раз, повизгивая, спросил, где тут купить
кедровых орехов – как будто мы занимались их околачиванием. Петров разрумянился
и улыбался, как гусь в яблоках. Спасибо, сказал он.
– Мы все-таки работаем ради вашей победы, –
вежливо пожала плечами Васька.
– Не всегда победа на выборах – самая главная победа в
нашей жизни, – туманно ответил Петров и заулыбался еще шире. – Как вы
понимаете, быть президентом чудовищно тяжело. Очень тяжело. Особенно если речь
идет о России. Но так же тяжело вырваться из обоймы Кремля, если уж ты в нее
попал. Одно тяжело – и другое... Так вот, иногда приходится делать очень
тяжелые вещи.
Какую из двух вещей он имел в виду, Петров не уточнил. И
улетел.
– Как мне не хватало тебя эти два дня, малыш, –
шептал вечером Курочкин мне в затылок. – Все прошло отлично – не блестяще,
но... так, как надо. Продержимся еще две недели? Еще две недели до нашей полной
абсолютной свободы?
Я на долю секунды задержалась в одежде, только чтобы
спросить:
– Что там он имел в виду под тяжелыми вещами, которые
приходится делать?
Курочкин молча потянулся к пульту телевизора и переключил на
Первый канал. Почти минуту мы молча смотрели репортаж о поездке Погодина по
Уралу и его президентских инициативах. Все было ясно. В стране управляемой
демократии кандидат может появиться на федеральном телеканале только в одном
случае – если он высочайше одобрен. Невероятно: кажется, Петров все-таки
вырвался из обоймы, а Погодин действительно родился в рубашке.
Впрочем, еще непонятно, кому повезло.
* * *
Ранним утром, время только подходило к десяти часам, дверь
моей комнаты в особняке олигарха распахнулась от пинка, и кто-то заорал:
– Рота, подъем!!
Меньше всего в это сумеречное зимнее утро мне хотелось
видеть физиономию Тимура. Но как раз он и просунулся в дверной проем,
распространяя вокруг себя запах лука, и, между прочим, беззастенчиво
разглядывал меня полуголую, пока я спросонок прикрывалась одеялом.
– Девчонки! Через пять минут всем быть в офисе – приказ
Гарика! Он только что мне звонил. Машина уже у подъезда.
Ну почему-почему-почему всегда пять минут?! Всегда не
успеваю расчесать волосы и обязательно натяну колготки со стрелкой! К чему эта
спешка, если и так понятно, что половина народа опоздает, а вторая половина не
явится вообще?!
Так и случилось. В штабе меня встретил только Семеныч с
кипящим чайником. Через полчаса появилась Васька, встрепанная, как куропатка, и
очень растерянная.
Примерно через час пришли Андрес и Николай, на ходу обсуждая
возможности контрабанды красной икры с Камчатки. Мы налили им чаю. Обсуждения
они не прерывали, и до нас периодически доносилось: «ресторанчик в Лондоне»,
«международное право», «не больше трех лет условно»... Тимур уселся рядом с
будущими контрабандистами и откровенно «грел уши» – не из корыстного интереса,
а просто в силу своей криминальной сущности.
Следом прискакал возбужденный Митя со свежими булочками, а
потом приплелся и блудный Капышинский. Последние две недели он не баловал штаб
своим вниманием, и его «пришествие» вызвало некоторое оживление.
– О, – закричал Митя, – какие люди!
Цирроз-мокрый нос!
Капа, который за время загула успел отрастить бороду, как у
деда Мазая, саркастически усмехнулся в усы.
– Вы, извините, пидор? – обратился он к
Мите. – Вот и занимайтесь своими пидорскими делами.
Через секунду они уже катались по полу, пытаясь задушить
друг друга.
В самый разгар драки в офис влетел Гарик, виновник
торжества. Он спокойно перешагнул через пыхтящих противников, поставил на стол
черный портфель чудесной кожи и торжественно объявил, что раз команда
наконец-то в сборе, планерка объявляется открытой.
Все моментально насторожились, Капышинский перестал
отряхивать пыльные брюки, пока полумертвый Митя с трудом пытался принять
вертикальное положение. А Гарик навис над столом, как маленькая грозовая тучка,
и тихо сообщил:
– Погодин сошел с ума. Пока неофициально.
– Это как?..
– Из достоверного источника стало известно, что он
принял решение снять свою кандидатуру с выборов. Якобы после «чудесного
спасения» у него открылись глаза, жизнь предстала в новом свете, истина
засияла... Не знаю, что его так долбануло по башке, но он действительно уходит,
заявление для журок сделает завтра. А теперь – хорошие новости.
– Неужели есть и хорошие? – удивился Андрес.
– Нет. Я пошутил, – ответил Гарик без тени
юмора. – Все это означает, что у Петрова снова появился шанс, и с
сегодняшнего дня мы переходим в режим круглосуточной боеготовности.
– У меня не укладывается в голове, – прошептала
Василиса.
– Перевожу специально для вас: начинается работа, за
прогулы буду вычитать из зарплаты! Никаких запоев. Никаких отлетов в Москву. До
недавнего времени вы тут все валяли дурака, некоторые позволяли себе уходить в
запой, а некоторые даже покидали рабочее место на неопределенное время и
думали, что им это пройдет даром... Так вот, с сегодняшнего дня «санаторий»
кончился. В штабе быть к десяти утра, отбой – в девятнадцать ноль-ноль.
– К чему такие строгости? – возмутился Митя.
– Друзья мои, – Гарик обвел нас усталым
взглядом, – поверьте, я, как и вы, «мечтаю» посвятить работе все свободное
время, но другого такого шанса не будет. Надо ковать Петрова, пока он горяч. Я
все сказал. Вопросы? Предложения?
– Снял кандидатуру... И это когда его рейтинги самые
высокие по стране?! – недоверчиво уточнил Андрес, от волнения заговорив с
сильным акцентом.
– Извини, коллега, – пробубнил самодовольно
Тимур, – ничего личного, но боюсь, тебе никогда не понять загадочной
русской души.
Андрес ничего не сказал, но веснушки на его лице проступили
еще ярче.
Я не могла поверить в реальность происходящего: неужели план
Курочкина и Перцеля провалился? Или это очередная выдумка для СМИ?
Первым опомнился Николай.
– А если это только пиар-ход, чтобы раскрутить тему
духовности? – спросил он Гарика.
