– Я эту версию десять раз проверил! Хрена с два! Все
по-настоящему. Вчера ночью этот сумасшедший решил раздать бомжам свои вещи...
Хорошо, жена его вовремя позвонила в штаб, а то бы под горячую руку осталась у
разбитого корыта.
Дальше Гарик с упоением пересказал новейшие сплетни:
говорят, больше всех убивался начальник погодинского штаба, который ползал в
ногах у Погодина и просил опомниться. Еще бы – ведь победа была почти в
кармане! А Погодин поднял его с колен, расцеловал в обе щеки и радостно
сообщил, что уже получил благословение у отцов церкви в поход по святым местам и
даже насушил сухарей в дорогу. Пойду, говорит, по Руси – грехи свои великие
замаливать.
– А в скорую психиатрическую они звонили? – снова
перебил Гарика дотошный Николай.
Оказалось, звонили, но экспертиза не выявила у Погодина
никаких отклонений в психике.
– Я бы на их месте, – заявил Митя, – напичкал
его наркотой до потери сознания, чтоб он только моргать мог, и выставлял его на
людях всего на несколько минут. А после выборов можно из комы вывести, кто же
откажется от президентского кресла?!
– Как будто ты один такой умный, – заметил
Капышинский, накопивший, видимо, годовой запас ядовитого сарказма. – Я
лично уверен, что они пытались это провернуть, но, видимо, неудачно.
Гарик многозначительно молчал, и всем было ясно, что Капа не
так уж далек от истины.
– Ладно, – выдохнул шеф, – давайте
реанимировать кампанию на финише. Андрес, готовь своих молодцев для последнего
социологического замера. Девочки, от вас нужна бомба... Сколько мы успеем
сделать скандальных желтых газет за оставшееся время? Можно и похулиганить
немного. Главное: еще раз напомнить всем, кто такой Петров и зачем он на фиг
нужен. Капа, ты как идеолог подключайся к Дашке с Василисой. Митя, к вечеру
план новых акций должен быть у меня. Детальный план, а не три строчки бессвязного
бреда! Ну, а теперь все за работу. И фантазируйте! Выжимайте из себя идеи!
Повисла неловкая пауза, все старательно прятали глаза от
шефа с сознанием собственной беспомощности и лени. После нескольких секунд
ступора в штабе возникло броуновское движение – все неуверенно побрели в
кабинеты. Чувство было такое, как будто меня только что вытащили из центрифуги.
Нет ничего хуже, чем пытаться окунуться обратно в рабочий процесс, когда
мысленно ты давно его завершил и думаешь о другом. Васька растерянно почесала
переносицу. Капышинский неловко прятал глаза и явно не был готов к мозговому
штурму. Моя фантазия тоже была на нуле.
– Давайте позовем местных журок и устроим фокус-группу
– наконец пробормотала я, – пусть расскажут слухи и сплетни про Петрова...
Белинского, Крижановского, Биронова и прочих, кто еще в монастырь не ушел.
– Отлично, – отозвался Гарик равнодушным
голосом. – Зовите Одинакова и Пеночкина, тем более они у нас на жалованье.
Пресс-секретарю губернатора звонила Василиса – она
единственная не вызывала у нервного Одиносика дрожи в коленках. Тот обреченно
прошептал, что будет сию секунду. Пеночкин долго капризничал и выдумывал
причины, чтобы не участвовать в фокус-группе, пока я не намекнула, что мы
организуем фуршет. Давно известно, что бухать рядовой российский журналист
любит больше, чем думать и даже получать деньги.
Наконец оба персонажа появились в нашем офисе.
Вещал по большей части Пеночкин под одобрительное урчание
месье Одиносика. Говорил он замечательно:
– На сегодняшний день нам реально угрожают два
человека: первый – сами-знаете-кто – наш конкурент, а имя второго я вам не
скажу. Они являются представителями той стороны, которая противная...
Полчаса мы сидели с Васькой и Капышинским, слушали, пытались
понять, о чем он говорит.
– Нам нужны пикантные темы для скандальной
газетки, – вежливо напомнила Василиса.
Пеночкин взглянул на нее так, как будто она попросила его
снять штаны.
– Такие, как вы, дискредитируют идею честной
журналистики, – ледяным тоном сообщил он.
– Бездарности дискредитируют идею
журналистики... – утомленно вздохнула я. – Бездарности, графоманы и
эксгибиционисты. Вы, Юрий, удивительным образом сочетаете все эти достоинства.
Я ждала взрыва. Но Пеночкин только вздрогнул и выбежал из
кабинета. Васька и Капышинский глянули на меня с изумлением. Одиносик – с
опаской. Капа оптимистично заявил:
– А мне нравятся люди, у которых нет чувства юмора. С
ними никогда не соскучишься.
– Молодец, Дашка, – сказала хмурая Василиса, –
теперь газету нам придется писать самим. Нашла время для момента истины.
Невнятные рассуждения Одиносика, навеки парализованного
ужасом, по поводу компромата, слухов и сплетен, заняли в моем блокноте максимум
две строчки. Так что информацию о личной жизни соперников мы частично скачали
из Интернета, а частично выдумали.
Затруднения возникли только с кандидатом Бироновым – кроме
краткой биографической справки в глобальной сети о нем не нашлось ничего. А
между тем в последние месяцы штаб Биронова активизировал все свои ресурсы:
тиражи его предвыборных газет выросли в десять раз, а листовки неведомым
образом заполонили всю область и однажды появились даже на двери губернаторской
резиденции. Биронов даже совершил вояж по стране под предлогом инспекции
воинских округов: в окружении телекамер он катался на новом танке,
приветствовал солдат-новобранцев и сдержанно целовался с ветеранами.
Журналисты и аналитики терялись в догадках, откуда и зачем
выползла эта невзрачная личность – без скандалов, без темного прошлого, без
связей, – а потому отзывались о нем нейтрально.
Весь наш штаб с удивлением наблюдал за успехами и
метаморфозами Биронова. Его подстригли, добавили седины на виски, заставили
прятать руки во время выступлений и переодели в дорогие костюмы благородных
цветов. Судя по растущим рейтингам, превращения пошли ему на пользу. (Хотя
недоброжелатели утверждали, что змееподобный Биронов органичнее смотрелся бы в
форме офицера СС.)
Пенсионерки начали говорить, что в нем есть что-то истинно
генеральское. Дедушки с умилением вспомнили про «железного Феликса
Дзержинского», отца всех советских чекистов, который «умел наводить порядок». А
это был тревожный симптом, потому что сегодня стройными рядами ходят голосовать
именно старики.
Впрочем, для нашей «черной» газетенки мы легко заполнили все
пробелы в биографии Биронова, раскрасив его жизнь шокирующими подробностями и
зловещими намеками. Нам не привыкать.
К утру газета была готова. Гарик отправил все в печать не
глядя и наказал выпустить еще три номера. После чего, весьма довольный собой,
улетел в Москву. По сути, беспокоиться было не о чем – в Интернете еще море
компромата. Но я беспокоилась...
Последние несколько дней Курочкин никак не проявил себя,
даже не звонил. Как будто не он недавно целовал мои коленки, почти рыдая от
восторга... Перцель ограничился одной вялой смс-кой Ваське. Ясно, что Погодина
они упустили, понадеялись на устойчивость его психики или на масонские связи в
Кремле, и теперь их собственное положение было под большим вопросом.
