– У нас полудохлые шансы даже без Погодина, – с
некоторой растерянностью сообщил Андрес. – Я пересчитывал три раза, чертил
графики вероятностей. Этот проходимец Биронов прет вверх! Пока еще не догнал
нас, но мы же посчитали тех, кто определился... А раз такой хаос, половина
определится в воскресенье прямо на участке. У нас электобилити выше, чем у
Биронова...
– Не умничай, по-человечески скажи.
– Я же говорил, для женщин любые слова умные. Ну,
больше народу уверено, что мы можем победить. Но это, как всегда, палка о двух
концах. Раз уверены – значит, будут вести себя пассивно. Могут все воскресенье
дома просидеть. Короче, если мы встряхнем свой электорат, то выигрываем.
Гарик доедал талое мороженое из банки и молчал со значением.
– И что, ты думаешь, мы будем сейчас делать? –
подозрительно ласково спросил он наконец.
– Спать пойдем?
– Нет, мы сейчас сядем и все вместе напишем маленькую
листовочку. Обращение от имени Бироныча о том, что он снимается в пользу
Белинского.
Логика такой листовки была ясна. Во-первых, те, кто
собирался голосовать за Биронова, призадумаются и растеряются. К Белинскому его
голоса не перейдут – нет такого правила в социологии, чтобы сторонники одного
кандидата послушно шли к другому. И даже лучшие представители электората, те,
кто догадается об обмане, посчитают, что это Белинский пытается добавить себе
лишних голосов. Никто не предположит, что наш благонамеренный и серьезный
Петров так подставляет обоих. Прием простенький, но почти всегда работает.
– Га-а-рик... но мы сто лет не занимались чернухой! Ты
же сам кричал, что это не куртуазно. И это же все-таки выборы презика, у нас
есть кремлевские кураторы, что они скажут?
– Кураторы, сама видишь, временно где-то шляются. А
Петров все-таки наш кандидат, и, хочет он того или не хочет, мы работаем на его
победу. То есть на свою репутацию. Еще что-нибудь пожрать в доме есть?..
Победителей не судят. Листовку разбросаем завтра днем, я уже договорился с
типографией. Тираж отпечатаем ночью, без выходных данных, через подставное
лицо, силами всего двоих человек. Пока все поймут, что случилось, пройдет
несколько дней. Так что я не понимаю, Дашка, почему ты еще не пишешь, нам нужно
отвезти макет через полтора часа...
Я мстительно подумала, что это будет неплохим сюрпризом для
Курочкина, если он все-таки объявится, и занесла руки над клавиатурой ноутбука.
* * *
Свежие и хрустящие черные листовочки привезли следующим
вечером в специально снятый гараж на окраине Северска. Правда, никто не знал,
как разнести листовки по районам. Поручать агитаторам разносить явно
противозаконную продукцию нельзя – тут уже речь будет идти не о репутации, а о
большом тюремном сроке. Для всей нашей веселой команды.
Подростков дегенеративного вида с запахом клея «Момент»,
которым обычно поручают дела такого рода, тоже найти не успели. Хотя до
вчерашнего дня Тимур утверждал, что «такого контингента у него до фига».
Выяснилось, что «до фига» – это горстка тщедушных девочек лет тринадцати,
которых мамы не отпустят на грязное дело.
– Сами повезем? – не без сарказма хмыкнула я, представляя
себе чудовищные просторы Северской области.
Все мы, включая даже Митю и Николая, сидели в тихом
ресторанчике украинской кухни, ели борщ и старались быть незаметными.
– А что еще остается? – нахмурился Гарик. – И
на старуху бывает чернуха...
Не люблю этих шуток. Вот с таким выражением лица Гарик в
свое время отправил нас с Васькой в дичайшие места Красноярского края, где люди
питались комбикормом и топили баню по-черному. Мы прожили там полторы недели, и
каждый день был кошмаром. Боже мой, а ведь я еще вчера думала – агитационный
период закончился, заживем как люди.
– Точно, – подхватил Николай, – сейчас я вам
каждому распишу, кому сколько лет дадут. Заключения. Ты, Дашка, можешь сказать,
что писать тебя принудили и развозить тоже. Отделаешься минималкой. Жалко, что
ты уже совершеннолетняя...
– Вертолеты! – вдруг радостно завопил Митя. –
Чуваки, помните, в Нижегородчине мы из вертолетов сосиски разбрасывали? Стоп,
стоп, не перебивать!.. А сейчас листовки разбросаем, быстро и эффективно! Как
вам идея, супер?! О! Есть контакт, вижу, есть контакт! Дарья, я же говорил, что
активизируется работа мозга!
На том и порешили.
Пилот вертолета, которого где-то завербовал Гарик, был свеж,
как молодой редис, и совсем нелюбопытен – он даже не поинтересовался
содержанием наших агиток. Всю ночь они с Митей летали над областью, раскидывая
листовки. На рассвете Митя бросал уже целыми пачками, не развязывая.
Я рисовала иероглифы, пока за окном не повисла бледно-синяя
предутренняя акварель, а иероглифы не слились в черно-белую сетку, где мысли
безнадежно застревали. Курочкин... Петров... чем каждый из них займется завтра,
то есть уже сегодня? Васька... мама... пора завязывать с этой работой.
Мне приснился финансовый аналитик Миша: он стоял у доски с
фломастером и объяснял, что если объединить иероглиф «вечная любовь» с
иероглифом «свобода», получится тайный масонский символ, означающий любовь Бога
и освобождение.
Я подумала: «Так вот оно что...» и проснулась.
Звонила мама.
– Я тут решила узнать, на какого кандидата ты
работаешь, – с живым интересом спросила она. – А то мне положили в
ящик листовку, что эти выборы – судьбоносные в истории России. Ты скажи, за
кого мне голосовать?..
– Ну... голосуй за Петрова, – не очень уверенно
пробормотала я.
– А он приличный человек? Хотя знаешь что, лучше не
рассказывай, а то я опять засомневаюсь. А на какую должность мы его избираем?
– Мама, это абсолютно неважно. Проголосуй за Петрова, и
все!
Я зарылась в подушку. В этот момент в комнату и влетела
Васька, румяная, морозная, с томным блеском в глазах и ошарашенной физиономией,
выражающей одновременно десяток чувств.
– Да-а-ашка! Что это?! Выходим утром – валяется
листовок пачка! Вот этих! Даш, у кого-то из вас крыша поехала? Перцель аж
позеленел и начал звонить Гарику. Тот, видимо, спал и спросил: это что, из-за
такой ерунды ему звонят в такую рань? Егор сказал, что теперь нам всем оторвут
яйца. Дашка, у меня нет яиц, но... вы что, обкурились или бухали?!
– Э-э... я была против, – сообщила я, как учил
Николай, пытаясь закутаться в одеяло для безопасности, – но меня
заставили.
– А Курочкин?..
– Нету. Не звонил, не писал, и телефон у него отключен.
– Сбежал?..
Я горестно кивнула.
Дашка порылась в сумке, выволокла полбутылки коньяка и
стеклянную банку с вишнями для коктейля. Я глотнула, сжевала несколько вишен и
поняла, что они очень утешают в тоске.
