— А, Яззи! Он хороший человек. Охотно признаю, что в магии Юго-Запада я почти что полный профан, после всего-то пары лет здесь. Я кое-что узнала от зуни, но ничего определенного, что можно тебе посоветовать.
— А еще полно других навахо или хопи, с кучей разных богов, божков, духов и гоблинов, — внес и я свою лепту.
Уилл не удержался и поправил меня:
— Несмотря на языковые различия, я установил, что все эти народности придерживаются одной веры. В наше время это означает, что все они обладают одинаковой „степенью понимания“. Но поскольку я как раз был в резервации навахо, к югу от Рамы, когда все… когда это случилось… ну и, естественно, я пошел посоветоваться с местным шаманом.
Джинни даже подалась вперед.
— Ты никогда нам об этом не рассказывал.
— Я не думал, что вам это интересно. И сейчас не думаю. Так, догадки, faute de mieux.
[1]
Но, если ты помнишь, где-то год назад я сказал вам, что узнал одну вещь, которая переворачивает все мои изыскания вверх дном.
Я кивнул.
— Это после того, как ты усовершенствовал свой прибор, да?
Я имел в виду его спектроскоп, изобретение Уилла, которое десять лет назад потрясло современную астрономию и неимоверно усилило общественный интерес к космическим полетам — когда открылось, что на Луне обитают невидимые живые существа.
— Не совсем. Еще раньше я обнаружил признаки того, что эти Создания, кем бы они ни являлись, далеко не такие хорошие, как представлялось вначале. Несколько знакомых исследователей в разных странах пришли к одинаковому результату. Мы ничего не стали публиковать, а сохранили это в тайне, поскольку не имели точных доказательств. Характеристики поляризации лунного света чертовски трудно измерить, отделить друг от друга и выявить изменения во времени, а потом еще расшифровать. — Трубка Уилла задрожала в руке. — Но это вы от меня уже слышали или читали в „Магической Америке“ и „Паранормальной Истории“. Чего вы не знаете, так это того, что изменения хаотичны и фрактальный анализ близок — близок! — к тому, что эти Создания имеют дьявольскую природу.
Я забыл, как дышать. Джинни закаменела.
— Потому ты и сделал спектроскоп с большей чувствительностью? — догадалась она.
— Да. Ну, мне он и так был необходим. Проем побольше, драконья шкура дает лучшую дифракцию и…
Уилл сел на своего любимого конька, на мгновение даже расцвел, но Джинни грубо оборвала его:
— Без подробностей. Почему ты не дал мне взглянуть на результаты? У меня такой нюх на дьявольщину, что сама иногда жалею.
— Я же сказал, они слишком недостоверны. Информация обрабатывалась бессчетное количество раз, ошибки всегда возможны, а результаты с тем же успехом могут свидетельствовать и о том, что лунные Существа построили казино и универсальный магазин. У меня есть только догадки, что у них там что-то идет неправильно. Некоторые мои коллеги согласились, некоторые нет. Все сошлись на том, что нам нужны более точные сведения. Он помолчал.
— У меня были средства, были кое-какие идеи. Я работал в одиночку и в тайне, потому что вам известно, как дураки умеют портить все дело. К этому июлю я построил новый прибор и настроил его по анху, тетраграмматону и перевернутой пентаграмме. Очевидно, придется повозиться, чтобы вызвать оттуда кобольдов. В полнолуние, когда Луна находилась ближе всего к Земле, я поехал с ним в пустыню для проверочных тестов.
Уилл запнулся. Его трубка дымилась, как погребальный костер Зигфрида. Он собирался с силами, чтобы продолжить, но Джинни подогнала его:
— И что произошло?
Он снова вздохнул.
— Не знаю точно. Может, э-э, пузырек горчичного газа, или что там Скрудж сказал призраку Марли… Прежде такого не бывало… — У него сорвался голос. Понимаешь, Вирджиния, это было что-то другое!
— Расскажи, — мягко попросила его сестра. — Будет легче.
— Едва ли я могу все пересказать, я и сам не очень понял, в чем дело. Возможно… о, я как раз размышлял о японской принцессе Тамако. Да и кто тогда о ней не вспоминал?
Я, например. Я воспринимал те несколько дней мировой скорби и печали, как повальную истерику. Вправду, такой страшный конец бурной и горькой судьбы настоящая трагедия, но трагедии случаются каждый день, а мы их чаще всего не замечаем.
Уилл заставил себя вернуться к рассказу.
— Ну, я провел такие же наблюдения, как и раньше, потом залез в спальный мешок, чтобы вздремнуть и вернуться к исследованиям до захода луны. Вокруг все было серебристое под ее светом — песок, трава, камни. Звезды казались такими чужими и холодными, вдалеке… Неважно. Я заснул. И увидел кошмар. Наверное, я крутился и дергался во сне, потому что, когда проснулся, обнаружил, что скатился с надувного матраса. Продолжать исследования я больше не мог. У меня тряслись руки, я делал ошибку за ошибкой. И с тех самых пор, вот уже два месяца, моя работа летит коту под хвост. Мне не хватает сил, все мысли из головы куда-то вылетают, я гублю эксперимент за экспериментом…
Он зябко передернул плечами.
— Доктор считает, что это депрессия, и даже выписал мне рецепт. Не помогло. Певец сказал, что это похоже на проклятие или какое другое недоброе влияние, и попробовал Путь Врага. Тоже не помогло, так что он отступился.
— Путь Красоты не применишь до самой зимы, — задумчиво сказала Джинни. Слишком долго ждать, и может статься, что он тоже бессилен. — Она прищурилась. — Ты помнишь эти кошмары?
— Смутно. Страшные, злые твари и… и китайские иероглифы, которые сплетаются, как клубок змей… Но то… та гадина, что ко мне приходит, кричит на разных языках. Похожа на женщину, в хламиде с широкими рукавами, волосы развеваются. Она раскрывает рот, полный зубов… — Уилл содрогнулся. Примерно так. Остин Яззи ничего из этого не вытянул.
— Может, это не его профиль… Ладно, что было прошлой ночью?
Уилл нахмурился. Я прямо почувствовал, как он осторожно копается в своих страхах и переживаниях перед тем, как выудить их на свет.
— Я уже говорил, что весь день ощущал себя последней развалиной. Под конец я свалился в кровать и заснул. Повторился тот же кошмар с этой отвратительной женщиной. Она… она ездила на мне, как на лошади…
— Как гаитянские оби скачут на молящихся? — я попытался продемонстрировать свои познания.
— Нет-нет, — возразила Джинни, — это так говорят, а на самом деле никто ни на ком не скачет. К тому же оби — существа добрые.
— А я выразился буквально, — продолжал Уилл. — Что до молитв, я не ощущал ни восхищения, ни экзальтации, ничего хорошего. Было холодно, как в могиле, дул ветер, она погоняла меня хлыстом… Пока у меня не помутилось в голове.
