— Я тебе чек выпишу, только уйди, — пробормотала
я.
Кости будто не слышал.
— К тому же за твою голову дают премию. Я уже сказал в
уборной, что мне предлагали на тебя контракты, пока я не вычислил заказчиков.
Однако кто стоит за последним заказом, не знаю: он или она остается в тени. Так
что есть еще одна угроза, более опасная, чем Джэн. Хочешь не хочешь, а тебе
понадобится моя помощь.
— За мной все время охотятся вампиры и гули, —
пренебрежительно возразила я. — Если понадобится помощь, у меня есть моя
команда.
— Живые? — Его голос так и сочился
презрением. — У них один способ защиты: обездвижить нападающего, позволив
ему обожраться.
— Как ты высокомерен!
Кости подошел ближе, теперь нас разделяло всего несколько
футов.
— Я силен. Сильнее, чем ты думаешь. Это правда, а не
высокомерие. Все члены твоей команды, вместе взятые, не защитят тебя так, как
я, и тебе это известно. Сейчас не время давать волю твоей упрямой привычке все
делать в одиночку, Котенок. Просишь ты о помощи или нет, ты ее получишь.
— Черт побери, Кости! Сколько раз тебе повторять: ты
мне больше поможешь, если уйдешь! Я благодарна за предупреждение насчет Джэна,
но, если ты останешься со мной, сам окажешься в опасности. Обо мне не
беспокойся — я сумею о себе позаботиться.
Его брови дерзко изогнулись:
— А тебе сколько повторять, пушистик? Я нисколько не
боюсь твоего шефа с его веселыми ребятами. Хочешь от меня избавиться? Тогда
придется меня убить.
Дерьмо! Я не представляла, как смогу его убить, даже когда
думала, что он перебил невинную семью!
— Тогда уйду я! — Бессилие сделало меня
безрассудной. — Сбежала один раз, сбегу опять!
Внезапно я оказалась в объятиях Кости. Его ладони
запрокинули мне голову, а я даже не успела заметить, как он шевельнулся. Может,
я сама была виновата, а не его проворство — так сконцентрировалась на
поддержании эмоциональной обороны, что совсем забыла о физической. И, по правде
сказать, я никак не ожидала, что он меня укусит.
Да, все мои навыки предосторожности против вампиров с Кости
отказывали.
Его клыки глубоко проникли в мое горло, как в тот
единственный раз, давно. Логика подсказывала, что они должны причинять боль, но
было приятно. Очень приятно. И это чувство становилось сильнее с каждым сосущим
движением его губ. Самое странное на свете тепло пронзило меня. А ведь, отдавая
свою кровь Кости, я должна была мерзнуть!
Я хотела что-то сказать, но не смогла. Вместо слов у меня
вырвался первобытный стон. Кости крепче сжал меня, запрокинул назад и лизнул
мою шею, прежде чем снова погрузить в нее клыки. Я содрогнулась от наслаждения,
хотя во мне и зазвучала тревога. Он хочет меня убить? Превратить в вампира? Ни
один вариант меня не устраивал. Перед глазами поплыли пятна. Добавьте к этому
гул в ушах: то ли стук сердца, то ли звук, который слышишь перед обмороком.
Я колотила его кулаками по спине — единственный способ,
каким можно было велеть остановиться, потому что изо рта вырывались только
слабые вздохи экстаза. Вот тогда я сообразила, что могу остановить его, если
захочу. Серебряный нож был зажат у меня в руке. Я чувствовала пальцами холодный
металл. Наверное, Кости тоже. Он на мгновение оторвался — капли моей крови
блестели у него на губах, как рубины, — и нарочито медленно вновь
склонился к моему горлу. От его долгого глубокого глотка у меня обмякли колени,
и я так содрогнулась от наслаждения, что успела подумать: если умру, то
счастливой.
Но нужды умирать не было. Все, что от меня
требовалось, — направить нож и хорошенько нажать. Кости не удерживал мои
руки, они свободно обхватывали его спину, пока он одной рукой ерошил мои
волосы, а другой поддерживал меня. Серая пелена перед глазами сгущалась, гул в
ушах усиливался. Он или я, — было ясно, что он не собирается
останавливаться. Мои пальцы сжали рукоять ножа для удара и разжались. Нож выпал
из руки, а я притянула Кости еще ближе к себе. «Я не могу этого сделать, —
мелькнула последняя мысль, — потому что это далеко не самый худший способ
умереть».
15
Сознание возвращалось постепенно. Сначала (это главное!) я
ощутила, что сердце бьется. Отлично, я не умерла и не превратилась в вампира.
Уже плюс. Потом обнаружила под головой подушку. Дальнейшее оживление показало,
что я лежу на боку, вытянувшись, завернутая в одеяло. В комнате было темно,
шторы задернуты. Руки, обнимавшие меня сзади, казались почти одного цвета с
моими.
Тут я совсем очнулась:
— Где мы?
С кем я, вопросов не вызывало, хоть голова еще и оставалась
ватной.
— Я снимаю этот дом в Ричмонде.
— Надолго я вырубилась? — Неясно почему, но
подробности казались мне важными.
— На четыре часа или около того. Достаточно, чтобы
стянуть все одеяла. Я слушал, как ты храпишь, смотрел, как ты заворачиваешься в
покрывала, и понял: именно этого мне не хватало больше всего — обнимать тебя,
пока ты спишь.
Я села и первым делом ощупала горло. Как и следовало ожидать,
гладкое: ни проколов, ни шрамов не осталось на память о случившемся. Кости
закрыл дыры каплями своей крови, стер все следы.
— Ты меня укусил, — укорила я его, но не так
сердито, как собиралась.
Повлиял сок из его клыков или потеря крови, но все казалось
не таким уж… страшным. А ведь причины для стресса были. Хоть мы оба и лежали
одетыми, я находилась в постели с Кости, а это не лучшая идея для человека,
желающего сохранить эмоциональное отчуждение.
— Да, — только и сказал он.
Даже сесть не потрудился, лежал, раскинувшись на подушках.
— Зачем?
— Причин было много. Перечислить все?
— Давай! — Слово вырвалось с напряжением.
Слишком уж беззаботно он выглядел (на мой вкус).
— Прежде всего — чтобы подтвердить твои чувства ко
мне, — произнес он, садясь. — Ты могла меня убить. По всем правилам
ты должна была это сделать. Вампир высасывает из тебя кровь, а у тебя в руке
серебряный нож! Только дурак не воспользовался бы оружием… или тот, кто любит
намного сильнее, чем показывает.
— Ты, ублюдок, укусил меня, чтобы испытать? —
воскликнула я, вскочив с кровати и пошатнувшись от внезапного головокружения.
Похоже, Кости хорошо «подчистил тарелку». — Ручаюсь, ты бы сильно пожалел,
если бы я и впрямь проткнула твое сердце. Как ты мог сделать подобную глупость?
Это огромный риск!
— А как ты могла? — бросил он в ответ. —
Честно говоря, после стольких лет гадания, как ты ко мне относишься, стоило
рискнуть жизнью, чтобы узнать наверняка. Признайся, Котенок, — ты забыла
меня не больше, чем я тебя. Все отговорки, ложь и болваны, с которыми ты
гуляешь, ничего не изменили.
