Он выпрямился.
— Вот именно. Теперь так: у меня есть два способа
узнать до последнего проклятого слова все, что наговорила Аннет. Первый — от
тебя, по моей просьбе. Второй — выбить из нее. Хотя мой эгоизм внушает надежду,
что ты промолчишь, но ради большего блага я готов о нем забыть. Котенок,
сколько раз тебе говорить: ты можешь рассказывать мне все. Абсолютно все.
Вопрос в том, захочешь ли.
На тумбочке стояла полупустая бутылка джина. Я села на кровать
и осушила ее, прежде чем ответить:
— Ладно! Аннет сказала, что ты — буйный извращенец,
который любит женщин минимум по две, особенно живых, ради тепла их тел. Что
оттраханных тобой женщин хватит на население штата и мне никогда тебя не
удержать… — Я перевела дыхание. — Что, судя по звукам, тебе было
скучно со мной в постели и что мне никогда не выдержать того, что тебе на самом
деле нравится. Еще, что ты половине своих женщин говорил, будто их любишь, и
давно бы меня бросил, если бы я первая не сбежала… И что это ее ты облизывал
пару месяцев назад.
— Я с нее шкуру спущу! — тихо и яростно проговорил
Кости. — На твоем месте я бы ее убил. Черт!
Он распахнул дверь:
— Родни, отвези их обратно, а Аннет оставь здесь!
Не потрудившись дождаться ответа, он грохнул дверью. Я
расслышала, как Родни покорно мямлит что-то, а потом все вышли.
— Это правда? — спросила я. — Ты зол на нее,
но потому ли, что она лгала? Или за то, что она сказала правду?
Он на секунду закрыл глаза.
— Мне очень жаль, что приходится об этом говорить при
таких обстоятельствах, Котенок, но я не собирался скрывать от тебя свое
прошлое. Если коротко, все, что наговорила тебе Аннет, — правда. У меня
было много женщин. Очень много. Живых и не живых.
Много! Этого следовало ожидать, учитывая его возраст,
прежнюю профессию и убийственную (буквально!) красоту. Но я нуждалась в более
точном определении.
— Обычно пачками? Тысячи? Десятки тысяч?
Кости подошел к кровати и опустился на колени рядом со мной.
— Позволь мне объяснить, что со мной было после того,
как я превратился в вампира. Несколько лет я проклинал судьбу, на которую обрек
меня Джэн. Но потом сообразил, что с тем же успехом могу наслаждаться смертью.
Прежде я знал за собой один талант — постельный. И если девушка желала
пригласить в койку подружку, я не возражал. Прошли годы, и я начал убивать тех,
кто, по моему мнению, того заслуживал. Скоро достиг совершенства и в убийствах.
Думал, что с этими двумя талантами счастлив настолько, насколько имею право.
Так я и жил. И Аннет часто бывала одной из женщин, которых я
нажаривал. Когда одну, а когда и в компании. Но однажды друг попросил меня
отыскать убийцу его дочери. Я проследил за убийцей и его операциями до того
бара в Огайо, где встретил тебя и влюбился. Ты представить не можешь, чем это
было после столетий… пустоты. Я не думал, что способен любить, но наконец
почувствовал, что могу дать что-то кроме хорошего секса или убийств по заказу.
И вот моя верная подруга Аннет пытается отнять это у меня, дразня тебя моим
прошлым в надежде уничтожить твои чувства ко мне!
Мы никогда прежде не обсуждали, как Кости стал наемным
убийцей, да и вообще мало говорили о его прошлом. Я сообразила, что мы, хотя
провели вместе не один месяц, все время гонялись за плохими парнями, а времени на
беседы о том, кто мы или кем были, почти не оставалось. Впрочем, нетрудно
вообразить жизнь, которую описал Кости. К сексу это отношения не имело, но
последние четыре с половиной года я сама мало могла предложить людям, кроме
своего умения убивать. К концу дня я чувствовала себя очень одинокой.
— Не суди ее так строго, Кости. Аннет тебя любит, вот в
чем дело. Мне не по душе твое богатое сексуальное прошлое, но я переживу — если
оно останется прошлым. Однако я никогда не соглашусь быть одной из трех, четырех,
пяти… Если ты рассчитываешь, что я со временем привыкну… у нас проблема.
— Кроме того единственного раза с Аннет, о котором я
искренне жалею, я, пока мы жили врозь, не касался других женщин. Потому что
никого, кроме тебя, не хочу. А насчет того, чтобы говорить другим женщинам о
своей любви: пока я торговал собой, обычно говорил клиенткам, что их люблю.
Такая работа, что поделать! И Аннет тоже говорил. Но после того как перестал
быть человеком, не говорил такого никому, кроме тебя.
Его взгляд был искренним, и потому открытие его прошлого
стало не таким мучительным.
— Тогда… все в порядке.
— В порядке? — Кости потянул меня к себе на пол,
чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза.
— Да, — выдохнула я, гладя его лицо. — В
порядке!
На сей раз, когда он меня поцеловал, я не отстранилась.
Спустя долгий миг Кости выпрямился:
— Мне все же надо разобраться с Аннет. Ты можешь быть к
ней снисходительна, но она обманула мое доверие, а такого нельзя спускать.
Аннет! — вдруг крикнул он. — Поднимись сюда!
Я пожала плечами; в голове шевельнулась неожиданная идея.
— Делай как хочешь, но у меня другое предложение.
Можешь избить ее до крови или… довести меня до такого откровенного шумного
оргазма, что у нее уши сгорят. Если ты до сих пор придерживал какие-то
приемчики из репертуара бывшего жиголо, ставшего распутным вампиром, давай их
сюда. Одно условие: ты должен превзойти все, что давал ей или кому-то еще,
потому что если я не проснусь завтра красной от стыда за все, что ты
проделывал, то сильно разочаруюсь.
Аннет без стука открыла дверь. Кости поднялся и послал ей
устрашающий взгляд.
— Мы с тобой еще побеседуем, — с мягчайшей угрозой
проговорил он. И оглянулся на меня. — Потом!
И захлопнул дверь у нее перед носом.
— Хочешь повесить себе на шею мои подштанники?
Его глаза, уже разгоравшиеся зеленью, заставили мой голос
дрогнуть:
— У тебя их нет.
Он скользнул ко мне и поднял меня на ноги.
— Следовало бы уверить тебя, что в постели ты ничего
мне не докажешь и что я никогда ничьей любовью не наслаждался больше. Но лишь
дурак откажется от такого предложения. У меня нет под рукой некоторых
приспособлений, да и невозможно за одну ночь перебрать все способы, какими я
мечтал тебя иметь, но одно обещаю… — Он понизил голос. — Утром, когда
к тебе вернется способность думать, ты будешь в шоке.
32
С нарочитой медлительностью Кости принялся расстегивать
рубашку. Я загляделась на его сливочную кожу, открывавшуюся за каждой
застежкой. Закончив, он стянул ее и быстро оборвал оба рукава. Причина этого
странного поступка открылась, когда он чем-то мягким завязал мне глаза.
Все потемнело, и я впилась ногтями в свои ладони. Он хорошо
постарался. Потом я почувствовала, как его руки поднимают меня на кровать и
снимают всю одежду.
