— Довольно, Криспин! Кэт теперь моя, так что убери руки
и убирайся.
Кости еще крепче обнял меня:
— Боюсь, что не могу согласиться. Моим рукам больше
нравится там, где они теперь.
— Ты с ума сошел? — Джэн спрыгнул на арену. Будь
он человеком, его бы уже удар хватил. — Что это такое? Ты смеешь
оспаривать у меня женщину, которую едва терпишь? Которую годами не видел? Не
так должен вести себя новый вождь на глазах у своих людей! Или тут что-то
кроется? Это что, предлог, чтобы начать со мной войну?
Кости ответил Джэну уверенным взглядом:
— Я не хочу начинать с тобой войну, Джэн, но если ты ее
начнешь, то я закончу. Все очень просто. Я не позволю тебе ее принуждать, но,
если она предпочтет тебя, я уйду. Так что, милая, с кем тебе лучше? Со мной или
с Джэном?
— С тобой, — без запинки ответила я и коварно
улыбнулась Джэну. — Прости, но ты не в моем вкусе. Да еще похищение моих
друзей в надежде сделать из меня боевой трофей… Не спортивно!
— А помнишь, как ты зарезала моего друга Магнуса, Кэт?
Ты только что решила судьбу одного из своих друзей…
Джэн достал сотовый телефон и, набирая номер, продолжал:
— Если ты откажешься от Криспина, я, возможно, и
позволю себя уговорить оставить его в живых. Но твое предложение должно быть
дьявольски соблазнительным, потому что я очень зол. Иначе жребий решит, кого из
твоих казнят мои люди.
Я услышала первый гудок в трубке Джэна. Потом раздался голос
Тэйта:
— Хэлло! — весело крикнул он. — Номер
Франсуа…
— Передайте трубку Франсуа! — рявкнул Джэн.
— Эй, дружок, — крикнула я громко, чтобы слышно
было в трубке, — с тобой Джэн говорит. Поведай ему хорошую новость.
Из трубки вытек смешок Тэйта:
— Привет, Джэн! Франсуа сейчас не может подойти к
телефону. Он связан… и в груди — серебряный кол.
Джэн со щелчком закрыл телефон, и его лицо превратилось в
ледяную маску ярости.
— Нет у тебя никаких заложников, Джэн, — четко
проговорила я. — Зато у меня их несколько.
37
Джэн уставился на Кости, словно был готов немедленно
броситься на него.
— Ты меня предал! — прорычал он.
Кости не дрогнул:
— Я предпринял необходимые шаги, чтобы ты не смог
принудить Кэт к неразумному решению. Мы живем не в восемнадцатом веке. Нынче не
в моде манипулировать женщинами, чтобы залучить их к себе в постель.
— Если хочешь вернуть своих мальчиков, Джэн, —
продолжила я, — придется оставить меня и моих людей в покое. Я никого из
твоих не убила, верну в целости и сохранности. Но прежде я хочу услышать твое
обещание — больше меня не беспокоить. Ну, как? Ребята или еще одно
подтверждение твоей крутизны?
Джэн скользнул взглядом по рядам множества лиц, застывших в
ожидании его решения. Затем остановил взгляд, пылавший неподдельной яростью, на
Кости и, наконец, на мне.
— Хорошо сделано, Рыжая Смерть, — повторил он,
однако теперь в его голосе звучала горечь. — Как видно, я опять недооценил
тебя… и твои способности. — Он пронзил Кости новым изумрудным лучом и
махнул рукой. — Договорились! Можешь уйти.
Кости с улыбкой взял меня под руку, но я уперлась каблуками.
— Не спеши так, — сказала я и глубоко
вздохнула. — Сперва уладим еще одно дельце.
— Котенок, что ты делаешь? — тихо спросил Кости.
Я не смотрела на него, целиком сосредоточившись на Джэне.
Если бы я заранее предупредила Кости о задуманном, он стал бы спорить. Заявил
бы про опасность или вовсе отказался бы подпустить меня к Джэну. Он не понимал,
что, поскольку я зашла так далеко, просто не могу не сделать того, что
собиралась.
— Я знаю, что вампиры могут вызывать своих старших на
дуэль. Джэн, я вызываю своего отца, Макса. Ты здесь, значит, и он неподалеку.
Давай его сюда! Я, как вампир, пользуюсь своим правом вызова!
Кости застонал. В его стоне я расслышала что-то вроде: «Черт
возьми, Котенок!» Джэн, к моему удивлению, рассмеялся. От всей души. Будто
услышал от меня самую забавную на свете шутку. У него даже розовые слезы
выступили в уголках глаз. Он утирал их, умирая от смеха.
— Какого хрена ты так ржешь, — возмутилась я.
— Все слышали? — спросил Джэн, насмеявшись и
обводя взглядом зрителей.
Лицо стоявшего рядом Кости окаменело.
— Надо было поговорить со мной, Котенок, —
процедил он.
— Ты велел бы мне подождать, — прошипела я в
ответ.
Джэн снова расхохотался:
— Да уж, он бы велел, Кэт! Видишь ли, ты только что
признала, что считаешь себя вампиром. Криспин в курсе, что это значит, как и
все присутствующие. Как вампир, Кэт, ты отныне принадлежишь мне, и я буду
благодарен Криспину, если он оставит в покое моего человека.
— Я вызвала Макса! — сердито крикнула я. — И
он должен принять вызов. Если убью его, я, черт подери, — свободный
вампир, и никто мне не хозяин!
Джэн опять расхохотался, а Кости, судя по брошенному
взгляду, готов был меня придушить.
— Ох, куколка, ты кое-что напутала. Ты могла бы вызвать
Макса и получить у него свободу, будь он главой собственной линии. А он под
моей властью. Ты же, как новичок в линии, не вправе бросать мне вызов в течение
года. Этот закон был введен, чтобы помешать неразумным младенцам-вампирам в
первый год нарываться на противников, которые им не по силам, — любезно
пояснил Джэн. — Так что, оказывается, не было нужды похищать твоих людей:
ты сама сдалась. И, боюсь, у тебя впереди еще триста шестьдесят пять дней на
обдумывание своего вызова. Я подумаю, чем заполнить это время…
Ухмылка Джэна говорила, что пара недурных идей у него уже
имеется.
Я выругалась про себя. Проклятие! Почему я не узнала
побольше обо всех этих законах и порядках, прежде чем радоваться собственной
выдумке? И почему позволила слепой жажде мести заставить таиться от Кости?
Менчерес был прав: месть — самая пустая из эмоций. Кажется, она к тому же
толкает людей на невероятные глупости.
— Я уже принадлежу Кости, — сказала я, в отчаянии
разыгрывая последнюю карту. — Он кусал меня и проделывал со мной в постели
вещи, которые в некоторых штатах караются законом!
— Происхождение бьет право собственности, милая моя
Смерть, — шелковистым голосом отозвался Джэн. — Хотя у Криспина,
безусловно, останутся о тебе приятные воспоминания… Но лишь воспоминания.
— Разреши тебя поправить, Джэн, — ответил Кости,
выпрямляясь. — Ты прав, происхождение выше права собственности. Но у тебя
нет никаких прав на нее, если она — моя жена!
Джэн, кажется, смутился. Как и я.
