Бабай, сгорбясь и хищно выставив перед собой лапы, мягкими прыжками отправился рвать упырей на части.
– Ёлы-палы, – потрясённо молвил Глеб, со страхом наблюдая за боевым вариантом ранее безобидного Модеста, – пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что легенда о герцоге «Синяя Борода» обычная врака, засмею в ответ… ха, да он наверняка из бабайского роду-племени был! Мда, с таким возможностями, пожалуй, ни пистолет, ни автомат не нужны. Однозначно.
Модест укладывал врагов сразу и наповал: назвать это дракой было невозможно, как нельзя назвать ураган просто сильным ветром; оторванные руки и головы летели в разные стороны. Бабай напоминал злобного медведя-шатуна, напавшего на свору охотничьих собак – которые гонялись за глупым зайцем, а нарвались на боевую машину убийств. Чёрная, давно уже мёртвая кровь упырей хлынула на чёрный же пол, потекла вязкими ручейками; заполошные крики и стоны эхом отдавались под небесного цвета потолком и в тёмных провалах рельсовых туннелей. К ногам Глеба подкатилась бейсбольная бита с вцепившейся в неё кистью руки, парня едва не стошнило от омерзения. Но война есть война: кинув в сторону бесполезный фонарь, Глеб с трудом отодрал кисть от испачканной кровью биты – пальцы, ещё живые, никак не хотели отпускать оружие – и, размахнувшись спортивной дубиной, со всех ног кинулся в драку.
Дальнейшее Глеб помнил смутно: неистово ревел Модест, вспарывая когтями животы упырей и далеко отбрасывая серые ленты кишок; зло вопил очнувшийся гном, больше мешая, чем помогая в разборке – он едва-едва держался на ногах, но боевого задора Федула хватило бы и на троих здоровых бойцов. Глеб наотмашь бил по головам и плечам, пару раз сам поймал удары – основательно кулаком в грудь и битой по спине, вскользь, случайно; казалось, драке нет и не будет конца, но она вдруг закончилась. Двое или трое умертвий успели-таки удрать, нырнули в червоточину и были таковы, преследовать их никто не захотел – пускай бегут! Расскажут остальным о случившемся на станции «Земноморье», глядишь, каким другим мерзавцам неповадно станет нападать на трёх мирных, очень мирных путешественников.
Бабай, тяжело дыша, повёл по сторонам огненным взглядом – убедился, что никаких врагов не осталось, что некого более крушить-ломать – и медленно стал возвращаться в своё прежнее состояние. Исчезли когти, уменьшились клыки; погасли глаза, сама собой опала и рассыпалась пеплом синяя борода – перед Глебом с Федулом стоял привычный рубаха-парень, славный бабай Модест. Только вот рукава его сельскохозяйственной рубахи были по локоть запачканы липкой как смола кровью. И синяк под левым глазом пропал, исчез, как и не было.
– Ай да мы, – с довольным видом просипел гном, вытирая ладошкой пот со лба и оставляя пальцами грязные разводы, – уж наваляли гадам так наваляли! Прям соловьи в душе, майский день, именины сердца… Брателлы, я поздравляю нас с успешной самозащитой! А особенно радуюсь за Модестушку, который наконец-то сумел выработать в себе правильную злость, то есть включить боевое превращение, и отныне, понятное дело, может считаться полноценным бабаем, жизневредителем и убийцей. Мнэ-э… в хорошем смысле этих слов, – поторопился уточнить Федул, видя как опечалился добряк Модест.
– Мерзавцы, очки мне разбили, – невпопад пожаловался Глеб, потирая ладонью ушибленную грудь. – Любимые. Где я теперь новые возьму, а? – Парень выгреб из кармана рубашки осколки тёмных стёкол, сломанную металлическую оправу и с сожалением уронил их на пол.
– Да вон же, навалом, – ухмыльнулся гном, – на каждой оторванной башке имеются. Бери в качестве военного трофея, не стесняйся, – Глеб с сомненьем оглядел место побоища, очень уж не хотелось чего-либо с мертвецов снимать, ещё начнут по ночам приходить и назойливо требовать обратно свои вещи… К счастью неподалёку, возле колонны, валялись утерянные кем-то из убежавших кровопийц очки – целые, даже не поцарапанные.
– Трофей, говоришь? – Глеб поднял находку, брезгливо морщась завернул её в грязный носовой платок, сунул в карман куртки. – Сначала отмою как следует, с дезинфекцией, а уж после в дело пущу. Вдруг на оправе какие бациллы упыриные остались? – пояснил он Федулу, хотя тому никаких пояснений вовсе не требовалось. Просто Глебу не хотелось надевать покойницкие очки без крайней на то необходимости.
– Рубаху жалко, – оглядывая запачканные кровью рукава, уныло сказал Модест. – Очень она, понимаешь, у меня замечательная была, – с этими словами бабай, покряхтывая от сожаления, снял с себя пришедшую в негодность рубашку, тщательно обтёр ею выпачканные мёртвой кровью руки и зашвырнул грязный ком в рельсовую траншею. После чего надел фуфайку на голое тело, на том его переживания и закончились.
– Да ты, брателлик, не страдай, – успокоил друга Федул, – мы, когда в город выберемся, обязательно тебя как следует приоденем! Красавцем будешь, обещаю. Лаковые туфли со скрипом, чёрный смокинг с белой манишкой, обязательный цилиндр и тросточка с потайным клинком внутри – эх, загляденье! Станешь прям как граф Монтекристо на светском приёме. – Гном самоуверенно похлопал себя по карманам джинсов, – денег на всё хватит! – И тут Федул побледнел. Лихорадочно задрав свитер, он сунул руки в те карманы, поелозил там, будто завалившуюся копейку искал, взвыл отчаянно:
– Нету! Денег нету! Во время драки бритвой разрезали, гады, всю мою денюжку спёрли! – упав на пол, гном в отчаянии заколотил по нему кулачками. – Обокрали-таки, последних средств лишили! Поубивал бы их всех… жаль, что они уже насмерть убиты.
– Неужто вправду покрали? – удивился бабай, на всякий случай проверяя свои штаны. Проверил, сообщил задумчиво: – А у меня вывернутые и пустые. Как же эдакое незаметно приключилось? – Глеб, предчувствуя недоброе, сунул руки в карманы брюк – увы, с ним произошла та же самая неприятность.
– Ловко они нас, – успокаиваясь, произнёс гном. Федул встал, отряхнул свитер и коленки, упёр руки в бока, молвил надменно:
– Зато скольких мы положили! Ну и чёрт с теми деньгами, украдём где-нибудь ещё. Главное, моя дубиночка со мной, – он погрозил дубинкой искусственным небесам, – эге, мы ещё увидим небо в алмазах!
– Святое дело, – охотно подтвердил Глеб. – Батистовые портянки носить будем, крем Марго кушать.
– Несомненно, – не менее охотно согласился начитанный Федул. – Именно.
– Это вряд ли, – удручённо покачал головой бабай, – батистовые портянки не практичны, раз-другой шагнул, они и протёрлись. То ли дело солдатские, сносу им нет! Ладно, чего зря языками молоть – может, обыщем трупы? Глядишь и найдутся наши пропавшие финансы.
– Хрена там, – обречённо махнул рукой гном. – Помнишь удравших диггеров-мертвяков? Я стопроцентно уверен, что деньги убежали вместе с ними. Да и не буду я мародерствовать, не по чину оно чистокровному эльфу! Как-нибудь заработаем… вон, Глеб у нас вроде бы на гитаре играть умеет, в случае чего посадим его на паперти, под музыку у прихожан милостыню просить. Он справится, он талантливый!
– Мне и милостыню клянчить? – не на шутку возмутился Глеб, – да никогда! – он с независимым видом сунул руки в карманы куртки. – Я – вольный человек, по мне уж лучше пустые бутылки по мусоркам собирать, чем… стоп-стоп, – вдруг встрепенулся парень, – ого! Надо же.
