– Хм, – маг уронил ореховую скорлупу на пол, отряхнул ладони. – Выпускник военного училища. Мальчишка без жизненного опыта и достойного образования. Угроза государству. Любопытно… Ох, что-то вы, Канцлер, не договариваете.
– Прочее вас не касается, – холодно ответил собеседник. – Имеется конкретный заказ: найти и уничтожить кадета; есть его портрет, метрические данные и образец крови. Обещана гарантированная оплата. Зачем лишние вопросы?
– Несомненно, – кивнул маг. – Уговорили. Лишних вопросов не будет.
– Если берётесь за дело, – продолжил Канцлер, – то каковы будут ваши условия по оплате работы? Оплата, разумеется, только по факту выполнения заказа. Итак: деньги? Магические артефакты? Что-то иное?
– Свобода, – резко подавшись вперёд, сказал маг Леонардо: всю его невозмутимость словно рукой сняло. – Чтобы ни одной особистской ищейки у меня за спиной! Плюс «чистое» удостоверение личности и безвозвратное удаление моего дела из архивов вашей конторе. Короче, чтобы ваше ведомство забыло обо мне раз и навсегда.
– Серьёзное требование, – поморщился собеседник. – Трудное.
– Так ведь и заказ не простой, – усмехнулся маг, вновь откидываясь на спинку кресла. – Особый. Можно сказать, государственной важности.
– Ладно, договорились, – нехотя согласился Канцлер. – Когда приступите?
– На днях, – что-то прикинув в уме, сообщил Леонардо. – Послезавтра. Мне надо разобраться с одним важным делом, из-за которого я, собственно, и покинул… ээ… места не столь отдалённые.
– Хотел бы я знать, как вы ухитрились организовать побег, – заметил Канцлер. – Но вы же не расскажете, нет? Или да, за отдельную плату? На будущее, чтобы у нас подобных проколов не было.
– Или нет, – отрезал маг.
– Жаль. – Канцлер сунул руку во внутренний карман пиджака, достал оттуда плотно набитый конверт-пакет. – Здесь все данные по кадету Дастину: внешность, привычки, увлечения, предпочтения, общая поведенческая реакция… разное. А вот платок с кровью, – он вынул из бокового кармана смятую тряпицу, положил её на стол.
– Вы что, от самого рождения за парнем следили? – взвесив увесистый пакет, поинтересовался Леонардо.
– Да, – коротко ответил Канцлер, встал и направился к выходу.
Уже возле двери он остановился, будто вспомнив что-то важное, повернулся и будничным голосом произнёс:
– На всякий случай предупреждаю, Леонардо, если вы задумаете какую двойную игру, то последствия могут оказаться для вас крайне, крайне печальными. Извините, если чем-то обидел. – Канцлер переступил порог, бесшумно прикрыл за собой дверь.
– Интересный намёк, – сказал маг и, бросив конверт на стол рядом с платком, налил себе вина.
Барт
Окраинный кабак с дивным названием «Золатарь» приличные граждане обходили дальней стороной. Слава у того кабака была худая, неважная и лихая – для законопослушных горожан, разумеется. Для тех, кто не зарабатывал себе на жизнь в рыночной толкучке, шаря по чужим карманам, или же добывал монеты тёмной ночью на тёмных улицах, с верным другом пружинным ножом. Или подружкой-гирькой на кожаном ремешке.
Разбой в городе, понятное дело, властями категорически не поощрялся – хотя, если разобраться, чем уж таким особенным отличаются «незаконные» воровство и грабёж от вполне законной торговли, ростовщичества или чиновничьего мздоимства? Да, в общем-то, ничем. Только лишь свободой выбора: торговцам и ростовщикам нет смысла пугать зажиточного горожанина звонко выскакивающим клинком или дубиной-кастетом-гирей – и без того деньги отдаст. Добровольно, с улыбкой, без драки и заполошного крика.
Несмотря на постоянную борьбу городских властей с уличной преступностью – круглосуточные полицейские посты на перекрёстках, патрулирование центральных улиц агентами в штатском, регулярные обыски-облавы во всяческих злачных заведениях, – кабак «Золатарь» оставался тихой гаванью, куда не ступала нога ни одного сыскаря-законника. Потому что, во-первых, мздоимство в полицейском управлении никто не отменял и не отменит; а во-вторых потому, что среди сыскарей не бывает дураков с инициативой – не выживают там излишне рьяные. Рано умирают.
Барт остановился, не доходя до гостеприимно распахнутых по светлому времени ворот кабака, привычно огляделся – не приволок ли за собой кого чужого? Если сыскной «хвост», то и ладно, не жалко, а если случайный раззява, то зачем брать грех на душу… убьют ведь. Лучше шугануть дурака – дать разок в морду, убежит как миленький. И все дела. И никакой мокрухи.
Окраинная улочка с глинобитными хатками – узкая, извилистая, бедняцкая, единственный городской подход к «Золатарю» – заканчивалась неподалёку от жиденькой рощицы, в которой и обосновалось владение Папаши Во, кабатчика и скупщика краденого. А заодно главы местной воровской гильдии, члена тайного суда "по понятиям" и, если верить слухам, умелого исполнителя смертных приговоров.
Предвечернее небо было синим и безоблачным; солнце зависло над голыми верхушками чахлых деревец, словно опасаясь об них уколоться – верхушки, потеряв от июньской жары листья, торчали в небо наглыми ветвяными «распальцовками». Словно хвастались невесть чем.
Барт вошёл во двор – просторный, по-хозяйски чистый, с двумя тяжело груженными подводами возле подсобного сарая; быки, разморенные жарой, мирно дремали, не обращая внимания на надоедливых мух. Возле коновязи с поилкой нервно топтался гнедой жеребец, фыркая и зло дёргая головой – дворовой мальчишка с опаской чистил его щёткой на длинной палке. Процедура коню явно не нравилась.
Судя по тому, насколько запылился-загрязнился жеребец, прискакал он издалека и недавно. Видимо, наездник очень торопился по спешному делу, иначе бы не стал гнать своего коня по полуденному зною – а то, что жеребец не казённый, было видно с первого взгляда. Племенной конь, знатной цены…
Барт обошёл жеребца стороной: пыль от щётки летела клубами, даже мальчишка расчихался; того гляди сам перепачкаешься не хуже залётного скакуна.
Собственно, кабак с дурацким названием «Золатарь» был постоялым двором – не для всех, но для многих. Для тех, кого Папаша Во знал лично и с кем решал деловые вопросы оптовых поставок всяко-разного в городские торговые лавки. Конечно же, кабатчик зарабатывал на жизнь не одной лишь перепродажей краденого – иначе как бы он отгрохал эдакую корчму из обожжённого кирпича, с настоящими стёклами в окнах, черепичной крышей и вертлявым серебряным флюгером в виде богини правосудия с двумя гирьками-кистенями вместо чашек весов?
Поднявшись по высоким ступенькам – эх, сколько ж народу в нетрезвости с них падало, сколько расшибалось едва ли не до смерти! – Барт толкнул тяжёлую дверь и вошёл в прохладный сумрак кабака.
По ранней поре зал пустовал. За дубовыми столами – изрезанными ножами, с вмятинами от ударов, с чёрными ожогами по струганному дереву – никто не пил, не сквернословил, не заключал выгодные сделки и не бил друг дружку по головам чем попадя, хоть оловянной кружкой, хоть табуретом. Тихо в зале было, уныло – но ведь ещё не вечер! Не наступило время народного отдыха и утехи.
