– Хочу.
– Но готовы ли вы к такому зрелищу? – с сомнением спросила Ольга. – Не хватало мне только нервной истерики у ифрита...
– Ничего, – сказал Очкарик. – Истерики не будет. Я тут за прошедшее время разных зрелищ насмотрелся... – он поставил бутылку на ступеньку и отступил на шаг. – Начинайте! Должен же я проверить вашу историю на прочность...
Ольга произнесла короткое заклинание над бутылкой, затем передала ее графу:
– Ударь кулаком в донышко.
Граф продемонстрировал знакомство с предметом и ударил, как следует. Вероятно, гвардейцы герцога Нью-йоркского упражнялись в этом искусстве не реже, чем гусары Александра Первого.
С резким хлопком бутылка испустила клуб белого дыма, и через мгновение перед публикой предстал второй Очкарик – точная копия первого, но, разумеется, без каменных шнурков и с гримасой крайнего изумления на лице. Он едва устоял на ногах и в первую минуту был лишен дара речи. Огромные глаза, часто мигая, рассматривали окружающих сквозь стекла очков, пока не остановились на ифрите.
– Ой! – сказал Очкарик-два. – Кто это?
Он подался вперед, навстречу своему двойнику, разглядывающему его не менее внимательно. Могло показаться, что близорукий человек просто захотел рассмотреть что-то у себя на лице и подошел к зеркалу.
И тут до него дошло.
– Так ведь это же... – пролепетал Очкарик-два, растерянно оглянувшись на Ольгу.
Выпуклые глаза его вдруг подернулись туманом и съехались к переносице. Слабо отмахнувшись рукой, он осел в траву.
– Обморок, – сказала Ольга.
Очкарик-один подошел и склонился над своим прототипом, заслужившим пока только второй номер.
– Да, – вздохнул он, – слабоват...
Ольга пощупала пульс лежащего.
– Ничего, скоро он придет в себя. Просто перенервничал в бутылке. Ему надо отдохнуть...
– Тогда не будем терять времени, – сказал Очкарик.
Княжна удивленно подняла голову.
– В каком смысле?
– Вам же нужно вернуть своего ифрита? Он и так достаточно набедокурил в этом, как вы его называете, пространстве. Правильно? Вот и приступайте... И не надо изображать изумление! – может быть, первый раз в жизни Очкарик выглядел рассвирепевшим. – Я же знаю, вы рассчитывали на то, что я именно так и решу! Но мне наплевать. Настоящий Очкарик – он. И он никого не убивал! Вы должны будете ему это подробно объяснить, слышите? А я вернусь в бутылку. Для меня... нет, для него – это единственный шанс все начать сначала и не стать тем, кем стал я...
Ольга с трудом поднялась и, подойдя ближе, заглянула ифриту в лицо.
– Но я должна вас предупредить: вернувшись в бутылку, вы навсегда перестанете быть Очкариком. Вряд ли у вас сохранятся даже воспоминания, ведь ифриты – негуманоидные существа, и никто не знает, о чем они думают. И думают ли вообще...
Очкарик вздохнул, поглядел в рассветное поле, простиравшееся по одну сторону постамента и в туман над констраквой, лежащей в противоположной стороне.
– Тем лучше, – решительно сказал он. – Не вспоминать и не думать – это именно то, что мне нужно. Читайте ваши заклинания! Я готов.
Предание о шестом ифрите
О, Аллах! Среди безграничных милостей, которыми ты осыпаешь правоверных, главная – это справедливые правители. Сколь счастлив народ, живущий в нашем благословенном вилояте под десницей премудрого шаха! Его беспристрастную справедливость и отеческую доброту я испытал на себе, получив лишь легкое наказание плетьми, тогда как заслуживал, готов признать, самой суровой кары. Действительно, в своем предыдущем рассказе я позволил себе недостаточно почтительные высказывания о правлении великого падишаха Хоросана. Но Аллах свидетель, у меня и в мыслях не было распространять смысл этих слов на всю шахскую власть в целом. Кому, как не мне, знать, что завидное благоденствие народа в нашем вилояте зиждется исключительно на попечении его мудрого правителя! Вообще, мне кажется, что Высокородный Властелин чересчур серьезно относится к моим незатейливым рассказам. В конце концов, это всего лишь байки седой старины, за подлинность которых я, лично, не дал бы и одного ашрафи. Будь моя воля, я и вовсе не стал бы отягощать слух Великого Владыки столь жалким вымыслом. Угораздило же меня увлечь его этим Адилханом! ... Но поскольку таково желание Повелителя, я уже не могу отказаться от исполнения своего долга и, умоляя его о снисхождении, смиренно продолжаю рассказ о путешествии падишаха Хоросана.
Путь хоросанского отряда, сильно поредевшего в боях и бедствиях, лежал теперь на юго-восток, в обход непроходимых горных круч, кольцом охвативших Город Джиннов. Разумеется, и этот путь был сложен и полон опасностей, но для Адилхана, с тех пор, как он из дорожного паланкина пересел в седло, не существовало больше препятствий.
Воины не переставали удивляться перемене, произошедшей с их повелителем. Перед ними был не прежний Адилхан, надутый спесью Падишах Вселенной, с которым никто не мог говорить иначе как через визиря. Теперь он сам вел свой отряд, не особенно даже нуждаясь в советах Навтана – аренжунского купца, взятого проводником. Здесь, вероятно, следует пояснить, откуда вообще взялись купцы в Аренжуне – городе, расположенном под самым носом у свирепых джиннов и скрывающем самое свое существование. Дело в том, что аренжунцы, укрывая город от глаз ближайших соседей, в то же время вели оживленную торговлю с соседями дальними. В числе их компаньонов были не только люди, населяющие отдаленные страны этой обширной земли, ошибочно принимаемой Адилханом за остров, но и разбросанные по ней редкие семейства ушедших на покой дэвов, колдуны-отшельники, а также потомки смешанных браков людей с джиннами. Все эти пустынные жители при внешне грозном облике и, часто, несносном характере, обладали одним, несомненно привлекательным для аренжунских купцов свойством: они нуждались в простых произведениях рук человеческих – гончарных, кузнечных, ткацких изделиях, и готовы были отдавать за них плоды своего труда и колдовства. Даже кровожадные правители Города Джиннов находили некоторое удобство в этой торговле. Они, вероятно, догадывались, что где-то неподалеку находится людское поселение, но не стремились уничтожить его во что бы то ни стало, предпочитая время от времени грабить богатые караваны. Так племя львов, наводящее страх на округу, мирится с живущими у него под боком волками и лишь иногда отбирает затравленную ими добычу.
Следуя долиной реки Тур, отделяющей друг от друга два хребта Каука – Большой и Малый, воины Хоросана продвинулись довольно далеко на восток. От конечной цели их отделяли теперь лишь покрытые лесами горы Эль-Бур. Здесь нужно было повернуть на юго-восток и идти вдоль подножия гор, избегая по возможности лесистых склонов. Этот путь был указан прежде всего соображениями безопасности. Молодые горы Каука и Эль-Бур непрестанно сотрясались землетрясениями. Лавины, обвалы, оползни следовали друг за другом почти ежедневно. Из трещин в скалах вырывались языки пламени и облака ядовитого дыма. Приходилось держаться подальше от этих сюрпризов разгневанной природы. Но не землетрясения были главной опасностью, подстерегавшей отряд. В этих горных лесах таилась и другая опасность – настолько страшная, что Адилхан, знавший о ней, решил до поры до времени ничего не рассказывать солдатам, а Навтану, если тот проболтается, обещал выпустить кишки.
