— Да, бывает… — покивал участковый.
— Так что же заставило бдительные органы окунуться в пучину шоу-бизнеса? — Альберт Витальевич старался держаться развязно, хотя на душе у него было скверно. Мало ли, зачем пришел к нему этот добродушный мент, отец двух дочерей и кота?
— Нам нужна ваша помощь, — сказал Колесников.
— Слушаю вас, товарищ… — на этом слове Щедринский споткнулся, но другого не подыскал, — … товарищ капитан.
— Тут на днях из области поступила ориентировочка… — участковый раскрыл папку и вынул листок бумаги. — В райцентре Довольное пропала продавщица гастронома, Сорокина Вера Павловна, сорок седьмого года рождения. Искали чуть не две недели по всей родне, и вдруг дочь увидела ее по телевизору, в вашей программе…
— Ну вот видите! И от нас, значит, бывает польза!
— Не все так просто, Альберт Витальевич. Домой-то она до сих пор не вернулась.
— Погодите, погодите… — Щедринский защелкал пальцами, припоминая. — Вера Павловна, продавщица? Здоровенная такая тетка? Отлично я ее помню! Снималась у нас в конкурсе рецептов.
— Когда это было?
— Когда… — Щедринский посмотрел на большой настенный календарь, весь изрисованный значками и пометками. — Четвертого февраля. Ровно две недели назад.
— Четвертого? — переспросил Колесников. — Как раз четвертого она уехала из Довольного…
— Может, у нее родственники в городе или знакомые?
— Проверяли. Никого.
— Ну, значит, пристукнули тетку, — легко вздохнул Альберт Витальевич. — Где-нибудь на обратном пути, в электричке. Сейчас это запросто…
— Тогда было бы тело, — возразил участковый, — а по сводкам…
— Да ладно вам, по сводкам! — отмахнулся телеповар. — Кто их в наше время считает, покойников! А, может, под снегом лежит где-нибудь в лесополосе, весны дожидается… Эх, жалко бабешку! Готовила, правда, так себе, но зато бойкая была, с прибаутками, анекдот даже рассказала. Мы ее хотели объявить победительницей конкурса, пригласили на следующую съемку, а она не явилась. Пришлось Бесноватого вызывать…
— Кого? — удивился участковый.
— А, это фамилия такая — Бесноватый Федя. Единственный наш конкурсант-мужчина. По-моему, тихий шизик какой-то. Но на безрыбье, как говорится…
— Так… — Колесников оттянул узел галстука и расстегнул воротник рубашки. — Дела-а…
— Что такое? — встревожился Щедринский.
Участковый порылся в папке и вынул еще одну бумагу.
— Гражданин Бесноватый Федор Константинович, шестьдесят девятого…, по заявлению матери, ушел из дома одиннадцатого февраля сего года, и до настоящего времени его местонахождение неизвестно…
Она сама пошла за мной. Я и не знал, что она идет, пока не услышал, как поскрипывает снег под тяжелыми ее сапогами. Я был уже возле самой дыры, ведущей в подвал. Мне просто хотелось отдохнуть, посидеть в укромном месте, куда никто не притащится даже случайно. Я больше не мог оставаться с людьми, потому что чувствовал: Оно вот-вот появится. И тут — эта несчастная баба.
— Ой! Извиняюсь! — сказала она. — Я думала, так к выходу короче…
— Нет, — я старался на нее не глядеть, — так не короче.
— Смотрю, вы идете, ну и я за вами! Вот дура-то!
— Угу.
— А это что у вас тут, склад?
— Склад.
— Завалящий какой-то, ни решёт, ни дверей. Не разворовали бы!
— Не разворуют. Там брать нечего… Хотите посмотреть?
— Да мне оно ни к чему! — она рассмеялась, прикрываясь от смущения вышитой рукавицей, — Пойду я. На электричку не опоздать…
— Всего хорошего.
— И вам счастливо! До сви… ой! Это чего?
Она увидела что-то у меня за спиной, там, где был пролом в стене. Я не стал оглядываться. Я знал, что это.
Как всегда, мне только краем глаза удалось заметить первое стремительное движение. Снег вспух бугорком у стены, затем чуть дальше появился еще один бугорок, а потом что-то черное, гибкое вдруг вырвалось из-под снега у самых ее ног, вмиг заплело их и с хрустом рвануло. Она ударилась головой, поэтому не закричала сразу. В следующее мгновение ее втянуло в пролом. Я огляделся по сторонам. Широкий, как поле, обнесенный чахлой оградой двор был пуст. Никто не видел, того, что произошло, и не услышит того, что будет происходить дальше. Из подвала раздался первый надрывный вопль, начиналось самое страшное. Я подобрал упавшую в снег рукавицу с вышивкой и полез в пролом — смотреть.
— Значит, будем разбираться… — Колесников, словно табельное оружие, вынул вороненую авторучку и передернул колпачок.
— С кем разбираться? — растерялся Щедринский.
— С телестудией вашей. Интересно мне узнать, отчего это у вас гости пропадают.
— При чем тут мы?! — возмутился Альберт Витальевич. — У нас — кулинарная передача! Мы губернаторов не трогаем и с бандитами не ссоримся! Наши гости — это народ! Кому он нужен?!
— Вот это я и хочу понять. Скажите-ка, а из чего вы готовите ваши блюда?
Щедринский впился в участкового бешеными глазами.
— В основном, из филейных частей. Забиваем зрителя пожирнее и нарезаем кусками…
— Так и записывать? — спокойно спросил Колесников.
Альберт Витальевич только обиженно сопел.
— Вы, между прочим, зря иронизируете, такие случаи бывали, — участковый раскрыл блокнот, поставил на листке дату и время. — Но я, собственно, хотел спросить, кто поставляет вам продукты для съемок.
— А-а… — Альберт Витальевич задышал ровнее. — Ну, разные фирмы…
— В том числе и конкурирующие?
— Вы думаете, они нас между собой не поделили?… Ха-ха! — Щедринский горько рассмеялся. — Передачка-то дохлая! Рейтинги никакие. Мы каждого спонсора по месяцу уговариваем, обещаем упоминать через слово, ролики крутить непрерывно, и то они морды воротят!
— А как насчет участников конкурса? Между ними-то вон какая конкуренция! Ссорятся, наверное, ненавидят друг друга?
— Это в Голливуде друг друга ненавидят. А наш хлебороб как только в кадр попадает, у него сразу отнимаются руки, ноги и язык. Не они мне, а я им их же рецепт рассказываю.
— Но Сорокина-то, по вашим словам, была бойкая?
— Луч света в темном царстве!
— Может быть, кто-то ей позавидовал?
— Ну, позавидовал кто-нибудь и что? Убил? За первое место в кулинарии?
— Всякое бывает, — Колесников пожал плечами, — маньяк какой-нибудь, или наркоман…
Щедринский бросил на участкового беспокойный взгляд.
— Вы с ума сошли? Передача и так на честном слове держится, а вы еще с маньяками своими! Не дай бог, слухи пойдут… Нас же прикроют к чертовой матери, и все! А для меня, может, эта программа — последняя надежда…
