История сохранила для нас имена философов этой группы: Парменид, Эмпедокл, Гераклит, Пифагор. Их изучал Платон, который некоторое время жил в общинах их последователей на острове Сицилия и в самой Италии. Он воспринял их идеи и превратил в научную теорию, отсеяв все экспериментальные аспекты. Ученик Платона Аристотель завершил процесс обожествления человеческого разума, утверждая, что все наши знания могут быть получены только путем рассуждений и что истина выявляется посредством дискуссий и логических построений. Признавая обучение на основе опыта, он ограничивал опыт источниками знаний, считавшимися приемлемыми. Досократики рассмеялись бы ему в лицо.
И мы согласились бы с ними. Истина, как мы могли убедиться, это нечто такое, что постигается непосредственно, а не выводится при помощи рассуждений. Можно верить, что пламя причиняет боль, но, не поднеся руку к огню, невозможно почувствовать боль. Само собой разумеется, что знания надежнее веры.
Все это не очень хорошо известно – благодаря политикам, как древним, так и современным. Платон и Аристотель были афинянами; Парменид, Пифагор и другие являлись гражданами греческих поселений на юге Италии и на Сицилии, которые часто воевали с Афинами. Кроме того, они поддерживали тесные контакты с мистическими и шаманистическими течениями, проникавшими в бассейн Эгейского моря из Малой Азии. Эти города также поддерживали связи с египтянами, и самые известные их философы нередко обучались в египетских храмах. Сам Пифагор в возрасте двадцати двух лет уехал учиться в Египет, где на протяжении тринадцати лет жил в храмах, прежде чем его увезли в Вавилон захватившие Египет персы.
[343]
Современные университеты «афиноцентричны» в своем подходе к древней истории и философии – то есть они ориентируются на политику и философию, родиной которых были древние Афины. Этим идеям придается гораздо большее значение, чем они того заслуживают, а из-за веры современного человека в разум и мыслительные способности это искусственно преувеличенное значение Афин и афинской философии считается самоочевидным и не подлежащим обсуждению. Критика этой точки зрения приравнивается к радикализму и даже подрывной деятельности. Но на самом деле, утверждает специалист по философии досократиков Питер Кингсли, «многие культурные центры Греции принимали сторону Персии, а не Афин. Они считали персов более цивилизованными».
[344]
«Совершенно очевидно, – добавляет он, – что Платон и Аристотель не были самыми главными фигурами греческой философии и не все дороги вели в Афины».
[345]
Я с удовольствием вспоминаю речь, которую Кингсли произнес перед группой из примерно двадцати университетских преподавателей – все они были специалистами по классической философии – в Олл-Соулз-Колледж в Оксфорде. Кингсли говорил о Пармениде. «Невозможно не учитывать, – вежливо сказал он слушателям, ловившим каждое его слово, – эмпирическое в трудах Парменида». Затем его кулак с грохотом опустился на стол, так что все присутствующие вздрогнули. «Как смеете вы игнорировать эмпирическое в трудах Парменида?» – прорычал он, открыто бросая вызов всему, чему учились и чему учили других его слушатели. Они с изумлением смотрели на Кингсли; такого в колледже Оксфорда еще не видели.
Мысль Кингсли очень важна. Парменид не просто один из первых «философов», что соблаговолили признать афиняне – в снисходительной манере, сохранившейся до наших дней. Он не просто предшественник интеллектуальных игр, которые они называли философией.
Значение Парменида состоит в том, что он сам совершил путешествие в загробный мир и вернулся назад. И он написал об этом путешествии удивительную поэму.
Кингсли объясняет: «Труды Парменида не оставляют сомнений, что знания, которыми он обладал, получены в мире мертвых. Сделать это можно было, умерев раньше, чем пришел его срок, – по собственному желанию».
[346]
Парменид начинает свою философскую поэму следующими словами: «Кони, несущие меня, куда только желание достигает…» Следует обратить внимание на смысл, который вкладывает Парменид в слово «желание» – это внутренняя потребность вернуться в наш настоящий дом.
Далее Парменид говорит, что кони «мчали, вступивши со мной на путь божества многовещий, что на крылах во Вселенной ведет познавшего мужа».
[347]
Это был путь в другой мир.
В 1879 году итальянский археолог, проводивший раскопки в окрестностях древнего города Фурии, который был основан греческими колонистами приблизительно в 444 г. до н. э., обнаружил большое количество могил. Четыре могилы были необычно большими, и археолог исследовал их.
В двух могилах рядом с телами умерших было найдено несколько золотых пластин. Они были сложены, наподобие амулетов, широко распространенных в ту эпоху. Когда пластины развернули, оказалось, что на них нанесен текст на древнегреческом языке.
Как это ни удивительно, надписи на золотых пластинках не только были предназначены для того, чтобы облегчить умершему путешествие в загробный мир, но и оказались очень похожими на египетскую «Книгу мертвых» и другие тексты, рассказывающие о путешествии в загробный мир. Поэтому не увидеть связи между ними было просто невозможно. Похоже, что древнегреческие культы, нашедшие отражение в этих текстах, и особенно те, которые существовали в Италии, либо происходили от египетских храмовых культов, либо каким-то образом использовали почерпнутые у них знания.
[348]
«О счастливый и благословенный, ты уже больше не смертный, а бог», – читаем мы обращение к умершему человеку на одной из пластин из Фурии, датированной третьим или четвертым веком до н. э.
[349]
Эта фраза почти слово в слово повторяет изречения «Текстов пирамид», которые на две тысячи лет старше.
В городке Петелия на юге Италии была найдена еще одна золотая пластина той же эпохи с чрезвычайно интересным текстом. Рассказывая о неких стражниках, охранявших священный источник и, по всей видимости, требовавших от пришедшего в загробный мир, чтобы он назвал свое имя, текст советует:
