Этот отчет производит крайне тревожное впечатление. У ученых, не входивших в состав международной группы, возникло подозрение, что в отношении свитков имеют место отбор и контроль. И вот Аллегро подтвердил справедливость подобных подозрений. Остается лишь гадать, какая участь могла постигнуть любой фрагмент, содержащий взгляды, которые противоречат мнению церкви.
Далее Аллегро изложил свой собственный план, частью которого было «приглашать занять место в группе ученых, которые имеют возможность провести в Иерусалиме шесть месяцев или целый год».
«Я считаю необходимым взять за правило, чтобы предварительные публикации выходили в свет немедленно после обнаружения документа, если это представляется возможным, и что постоянный поток таких публикаций должен появляться на страницах какого-то одного журнала… Практика препятствования изданию фрагментов под предлогом, что это якобы „подрывает интерес“ к итоговому изданию, представляется мне совершенно ненаучной, как и практика недопущения наиболее компетентных ученых к изучению фрагментов… Возможно, это звучало убедительно, когда мы находились лишь на первом этапе сбора фрагментов. Но теперь, когда большая часть работ в этом направлении завершена, почему-то никто не имеет права работать над документами и тем более публиковать их хотя бы в черновом виде».
Право, не всякий может сразу же проникнуться симпатией к Аллегро и его личности, ярко отразившейся в его письмах, – рыцарски благородной, дерзкой, дышащей пафосом иконоборчества. Но невозможно не проникнуться симпатией к академической цельности его позиции. Да, возможно, он действительно несколько эгоцентричен в своем убеждении, что именно его конкретная трактовка кумранских материалов была единственно правильной и важной. Но приведенные выше утверждения представляют собой призыв от лица всего научного мира – призыв к большей открытости, честности, доступности и отказу от корпоративности. В отличие от де Во и международной группы, Аллегро никогда не проявлял склонности к секретности или самовозвеличиванию. Если уж он проявляет скрытность, то делает это исключительно ради того, чтобы сделать тексты свитков Мертвого моря доступными всему миру, и действует предельно быстро, чтобы не подорвать доверие к академическим кругам. Подобные действия можно оценивать лишь как благородные и достойные уважения.
Однако честность и благородство, проявленные Аллегро, так и не получили должного признания. Телефильм, работа над которым была полностью завершена в конце 1957 г., так и не был передан по каналам Би-би-си вплоть до лета 1959 г., да и то в позднее время, когда он мог привлечь минимальную аудиторию. К тому времени над головой Аллегро по понятным причинам начали сгущаться тучи. 10 января 1959 г., после очередного эпизода в длинном ряду конфликтов, он писал Авни Дайани:
«Ну вот, они продолжают свое. Би-би-си уже в пятый раз переносит показ по телевидению программы о свитках… Не может быть никакого сомнения в том, что клевреты де Во в Лондоне стремятся использовать все свое влияние, чтобы окончательно похоронить программу, как им того давно хочется… Де Во не остановится ни перед чем, чтобы сохранить в своих руках контроль над материалами свитков. Так или иначе необходимо лишить его нынешних контрольных полномочий. Я убежден, что если ему встретится нечто, что идет вразрез с догматами римско-католической церкви, мир этого уже никогда не увидит. Де Во будет по-прежнему тянуть деньги из того или иного кармана и отсылать массу материалов в Рим, где они будут засекречены или уничтожены».
В очередной раз повторив, какие именно первоочередные меры, по его мнению, необходимо принять (правительство Иордании должно незамедлительно национализировать Рокфеллеровский музей, Зал свитков и сами свитки), Аллегро излагает причины той щепетильности, которую он проявлял до сих пор: «Я мог бы назвать один-два случая, когда важная информация ложилась под сукно, но я сделаю это лишь в том случае, если де Во начнет одерживать верх».
В 19б1 г. король Хусейн назначил Джона Аллегро почетным советником правительства Иордании по изучению свитков. Несмотря на то что этот пост был весьма престижным, он не предоставлял никаких реальных полномочий. И лишь пять лет спустя правительство Иордании наконец последовало давним рекомендациям Аллегро и национализировало Рокфеллеровский музей. Но это, как мы знаем, было сделано слишком поздно. Менее чем через год разразилась Шестидневная война, и музей и Зал свитков со всеми находившимися в них реликвиями перешли в руки израильтян. А Израиль, как мы уже говорили, слишком нуждался в международной поддержке, чтобы идти на риск лобовой конфронтации с Ватиканом и всеми иерархами римско-католической церкви. Ведь всего за четыре года до этого папа римский Иоанн XXIII официально и на уровне вероучительного догмата объявил, что Ватикан более не считает евреев виновными в смерти Иисуса Христа, и исключил любые проявления антисемитизма из канонического права римско-католической церкви. В Израиле никому не хотелось, чтобы столь важный жест примирения оказался сведенным на нет.
Кроме того, к тому времени Аллегро порядком устал и утратил прежние иллюзии в отношении нравов, царящих в ученых кругах. В какой-то момент он собирался даже покинуть науку и сосредоточиться исключительно на писательской работе. Ему не терпелось вернуться на свою прежнюю стезю – филологию, и он посвятил целых пять лет работе над книгой, в которой рассказывалось о том, что сам Аллегро считал важным прорывом в области филологической науки. Плодом его усилий стала книга «Священный гриб и Крест» – труд, сделавший имя Аллегро знаменитым вплоть до сего дня и одновременно навлекший на него практически всеобщее гонение.
Главный аргумент, изложенный в книге «Священный гриб и Крест», основан на сложных филологических допущениях, принять которые мы, как и подавляющее большинство комментаторов, считаем крайне трудным. Однако это было сделано сознательно. Дело в том, что ученые постоянно выдвигают теории, зиждущиеся на допущениях различной степени достоверности, однако они в худшем случае игнорируются, но не подвергаются публичному шельмованию. Главным поводом для скандала вокруг книги «Священный гриб и Крест» стал рискованный вывод Аллегро об Иисусе Христе. Пытаясь выявить источник всех религиозных верований и практик, Аллегро заявил, что Иисуса на самом деле никогда не существовало в исторической реальности и что Он представлял собой всего лишь эфемерный образ, возникающий в психике под воздействием галлюциногенного наркотика – псилоцибина, важного действующего ингредиента, содержащегося в грибахгаллюциногенах. По его утверждению, христианство, как и все прочие религии, основано на опыте употребления особого рода психоделических средств, ритуальных rite de passage,
[27]
достигаемых в рамках оргиастического культа магических грибов.
