Нематериальный, мистический авторитет монархии может затрагивать и более широкие сферы. В период нацистской оккупации Дании в годы Второй мировой войны всем датским евреям было приказано нашить на одежду желтые звезды, чтобы облегчить оккупантам их узнавание и депортацию в концентрационные лагеря. И тогда, бросив открытый вызов оккупационным властям, захватившим его страну, король Дании Христиан тоже решил носить желтую звезду в знак симпатии и сострадания со своими еврейскими подданными. Следуя примеру своего монарха, многие тысячи датчан также нашили на свою одежду желтые звезды. Понятно, что этот жест являл собой нечто большее, чем простой символ. Волна антисемитизма и преследования евреев пошла на спад, и это спасло жизни множеству евреев.
Более близкий к нам пример авторитета монарха относится к 1981 г. 23 февраля 1981 г. отряд национальных гвардейцев ворвался в кортесы (испанский парламент) и, действуя в сговоре с несколькими высокопоставленными офицерами, командовавшими гарнизонами в разных концах Испании, попытался совершить военный переворот. Последствия этой акции могли быть просто ужасными, если бы король Хуан Карлос не выступил по телевидению и не призвал мятежников прекратить бунт и сдаться. Как король, он мог выступить с подобным призывом, ибо в силу своего положения находился как бы над политическим страстями и над идеологическим противостоянием левых и правых. Будучи воплощением принципа преемственности и стабильности, король мог говорить от лица всей Испании, а не какой-либо партии или прослойки. Если бы не решительность ее монарха, в Испании могла бы вспыхнуть новая гражданская война, столь же дорогостоящая и трагичная, как та, что бушевала в стране в середине 1930-х гг., или, что не менее опасно, установиться правая военная диктатура типа диктатуры генерала Франко, генерала Пиночета в Чили или режима военной хунты в Аргентине, правившей в стране накануне войны за Фолклендские острова.
Есть у монархии и другой важный аспект, который в наши дни принято недооценивать и который, кажется, уже вряд ли будет возрожден. Но он заслуживает самого пристального внимания, ибо он может вновь стать актуальным в будущем. Именно поэтому он и занимает столь важное место во взглядах Приората Сиона. Этот аспект — династический брак.
Конечно, в наши дни сама концепция династического брака — брака, продиктованного политическими мотивами, — выглядит устаревшим пережитком менталитета эпохи феодализма. На протяжении многих веков на Западе культивировалась и господствовала идея о том, что брак должен основываться исключительно на романтической любви. Мы никоим образом не хотим бросить тень на святость романтической любви. И тем не менее совершенно очевидно, что люди в наши дни, сколь сентиментальны и романтичны они ни были бы, вступают в брак и по целому ряду других мотивов. Они женятся и выходят замуж, спасаясь от одиночества. Вступают в брак, чтобы обрести уверенность. А еще — по материальным соображениям, а также чтобы посредством брака получить гражданство или вид на жительство в богатой стране. Наконец, они женятся из-за денег, общественного положения и престижа. Ни один из этих мотивов не является особенно привлекательным, и, однако, все они считаются вполне допустимыми и даже приемлемыми. Но тогда с какой стати общество должно иронизировать над идеей брака между двумя людьми, которые — как это часто случалось в прошлом у представителей аристократических и монархических домов — женятся ради того, чтобы сблизить два народа или предотвратить войну? Если брак высокопоставленных персон способен принести мир, ну, скажем, в Ливане, кто возьмет на себя смелость противиться ему?
С самого начала истории человечества и вплоть до начала XX в. династические браки были не только нормой, но и одним из краеугольных камней международной политики. И лишь в последние семьдесят пять — восемьдесят лет Запад начал активно отвергать тот самый политический принцип, который так широко использовался на протяжении тридцати-сорока веков. Начиная со времен Древнего Царства в Египте и ветхозаветных царей и вплоть до кануна Первой мировой войны династический брак, как и более распространенные в наши дни средства дипломатии, служил средством укрепления связей между разделенными людьми, нациями и культурами. Конечно, эти связи часто оказывались крайне хрупкими и не способными создать то единство, ради которого такие браки и заключались. Однако даже сложная и разветвленная сеть родственных династических связей не сумела предотвратить катастрофу 1914 г.
Тем не менее, несмотря на подобные провалы, этот принцип срабатывал на практике не менее часто, как и прочие средства дипломатии.
Давайте рассмотрим чисто гипотетический пример. Допустим, что в какой-то период, где-нибудь в середине или конце XXI в., наследник или наследница британского престола вступит в брак с наследником или наследницей трона Испании. Итогом такого союза может стать образование Соединенного королевства Великобритании и Испании. Разумеется, это не означает возврата к автократии, ибо король, будучи ограничен в своих действиях законами конституционной монархии, будет править, но не управлять. Точно так же это не приведет к тому, что Великобритания и Испания объединятся в некоем искусственном макрогосударственном образовании. Напротив, обе страны останутся столь же независимыми, как и прежде, а реальная власть по-прежнему будет принадлежать английскому парламенту и испанским кортесам. Тем не менее этот династический союз будет способствовать сближению двух народов — сближению, в известном отношении аналогичному отношениям между Великобританией и Австралией, в рамках которых номинальный авторитет королевы Великобритании по-прежнему официально признается, хотя это и не имеет никаких политических последствий.
Но действительно ли Испания и Великобритания смогут заключить такой союз? Маловероятно. Судя по тому, каким ореолом был окружен союз между принцем и принцессой Уэльскими, по-видимому, смело можно говорить о том, что большинство народов Европы были бы просто счастливы считать отпрысков молодой четы своими собственными — разумеется, при условии, что для этого не потребуется поступиться привычными ценностями, культурой, конституционной независимостью, наследием или традициями. Королевские браки, заключенные в 1981 и 1986 гг., стали крупнейшими событиями для массмедиа, настоящими сказками, в которых принимала участие не только вся Западная Европа, но и весь мир. Каков же будет международный резонанс, если в аналогичном союзе будут представлены потомки не одной королевской династии, а двух?
16
ПУТЬ К ПОСТИЖЕНИЮ АРМАГЕДДОНА
Для людей, готовых познакомиться с ним, учение К. Г. Юнга и его единомышленников в известной мере может служить объяснением смысла бытия, ибо оно стремится к сочетанию психологии и религии путем пересмотра привычных границ их обеих, расширения сферы и той, и другой, и придания им большей полноты и жизнеспособности. Для тех, кто готов видеть в этих взглядах нечто большее, чем модное интеллектуальное развлечение или эзотерический культ, то есть готов воспринимать их как «инструмент нового видения» и «изучать» их точно так же, как люди XVI в. изучали лютеровскую Библию, искусство тоже может послужить вместилищем смысла бытия. Ту же самую роль, при условии, что она будет базироваться на некоторых ключевых предпосылках, может исполнять и монархия, и притом — в гораздо более широком и приемлемом масштабе. Однако вопрос о том, подходит или не подходит та или иная данность для роли носителя смысла бытия, людям предстоит решать самостоятельно. Например, христианство жизнеспособно, эффективно, убедительно, всеохватно и способно функционировать на уровне архетипа именно в той мере, в какой его конгрегации позволяют ему быть таковым. Если надеяться и стремиться найти истинный смысл бытия, это часто удается. Если же рассчитывать получить нечто другое, можно получить нечто другое.
